Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

Хоть и запретил отец выезжать из дому нынче, ослушался его отцовского слова сын Петр. Как только закрылись ворота за Иваном Васильевичем, вскочил он в седло, взял с собой токмо троих отцовских "опричников" и покинул вслед за родителем отчий двор. Устремился Петр туда, куда звало его сердце, куда он повадился в последнее время чуть ли не каждый день. Поскакали они в Никитскую слободку. Там на окраине за могучим бревенчатым забором спрятался добротный дом купца Коростенева Акима. Но не к купцу стремился Петр и не к его немногочисленному семейству. Рвался он к гостье купца, дочери итальянского негоцианта, что был товарищем у Коростенева, компаньоном по торговым делам. Вот уже скоро как пару месяцев гостили у московита под Тулой итальянские отец с дочерью, распродавая свой товар и закупая местные: пушнину, лен, льняное масло, воск, неплохо выделанную кожу. Вообще итальянец, имя которому было Пьетро, а фамилия его трудно выговаривалась, занимался скупкой хлеба, но в тот год Москва запретила вывоз хлеба заграницу, и негоциант переключился на то, что имелось в обилии в Туле. Но больше всего ждал он, и в этом была причина столь долгого проживания в Московии, шелк, что должен был прибыть из Индии благодаря армянскому торговому люду. Но прибытие армян задерживалось и Пьетро приходилось терпеливо ждать. Однако дочь его Паула наоборот молила бога чтоб ожидание продлилось как можно дольше. И причиной тому был Петр, сын воеводы, славный, красивый, образованный, все, о чем только могла мечтать девушка, все это воплотилось в молодом московите. По уровню своего образования он превосходил многих principe, известных ей. А на родине Паула вращалась в высоких кругах, хоть и не был ее отец благородных кровей, но благодаря своему богатству был вхож в любые дома Венеции. Многие семьи с радостью бы породнились с ним, женив свое чадо на прекрасной Пауле. И Пьетро даже обдумывал, выбирая между претендентами, какому роду вверить дальнейшую судьбу дочери. Поэтому не радовало его столь долгое знакомство любимой дочери с московитом, хотя даже и сыном воеводы. Не в почете были московиты на его родине. Малоизвестны, а потому и страшны. Однако он не мог и запретить дочери встречаться с молодым Морозовым, опасаясь за свою торговую деятельность. Ведь здесь в Туле Морозовы были наравне с царем, и губили, и миловали. Не мог Пьетро открыто запретить молодым людям видеться. Уповал он только на то, что вот дождется шелковый товар и уедут они восвояси, вскоре в разлуке и забудет Паула боярина, а когда наступит вновь нужда приехать в Московию, не возьмет он уже с собой дочь. Время разлучит их и останется у всех только воспоминания. Но напрасно так думал итальянец. Сильное чувство овладело и Паулой, и Петром. Любовь настоящая, крепкая, нерушимая связала два сердца, никакая разлука не сможет уже погубить их любовь.

- Здравствуй, Петр Иванович! - приветствовал юношу хозяин дома, когда молодой боярин появился в доме.

- Здравствуй и ты, Аким. Вот захотелось мне навестить твой дом...

- Дюже приятно мне видеть тебя у себя в доме...и не только мне... - Аким улыбнулся. - Дома твоя зазноба, ждет, никуды не ходит, поди уж заждалась! Кликнуть ее?

- Спаси тебя бог, Аким!

- Праскова, покличь Паулу! - крикнул купец. - Тут к ней господин хороший пришел! Тот, кого она ждет.

- Аким, а где Пьетро?

- Так уехал. К армяшкам уехал, те вернулись с шелком, но цены вздули супротив оговоренных, вот и поехал он к ним, осерчал больно!

- Слышал ты о ляхах и татях, что подбивают посадский люд на смуту?