Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

- Вот и добро! Ну, а что узнал? - Морозов прошел в центр комнаты и уселся на огромный стул, что подставил ему губной староста напротив Романцева.

- Пойди с людьми проветрись, подыши воздухом! - приказал обыщик губному старосте Филиппу Кривоносу. Все разом встали и направились к выходу, кланяясь воеводе. Последним дверь закрыл губной староста.

- Что тебя интересует, Иван Васильевич? - спросил Романцев воеводу, когда они остались одни.

- Волнуюся я, как идет дознание. Сурьезно ли все, али нет?

- Да как тебе сказать, Иван Васильевич? Много не заслужающего твоего внимания...

- И что ж это? - крякнул в удивлении воевода.

- Ну вот к примеру, - Тимофей взял в руки книгу, что вел подьячий и полистав, стал читать. - Вот... в Новосиле у попа Ивана из церкви Богоявления собралась компания. Сын боярский Иван Забусов в разговоре сказал о Михайле Романове: "Да еподи де здоров был... на многия лета". В ответ ему отставной вож Семен Телятников возразил: "Нет де, здоров бы де был царь Димитрий" я так разумею, что имел он ввиду тушинского вора. Все свидетели подтвердили правоту сына боярского. Обвиняемый отговаривался тем, что в те поры был пьян и того не упомнит, что про царя Димитрия бредил с хмелю". Или же вот ешо... мужик Федька однажды кричал: "Нам де и государь стал пуще Лисовского, и Лисовский де мне головы такие снял, как государь". Ну или... станичный вож из Крапивенской волости Бориска Полатов лаял царя Василия и, - добавляет изветчик, - про государя нонешнего говорил также неподобное слово. В прошлом году в Новосиле один поместный казак на пирушке сказал: "Я де государю горло перережу!" Или ешо вот - стрелецкий десятник Иван Распопин арестовывал стрельца Петра Рязанцева. Последний жалуется на десятника в челобитной: "И почел де меня вязать и лаять всякою неподобною лаею. И яз де ему стал говорить: "За что меня лаешь? Яз де буду на тебя государю бить челом!" И тот де Ивашко Распопин показал мне перст и молвил мне: "Вот де тебе и с государем!" И все в основном в таком духе.

- И ты, батюшка считаешь сие неважным? - удивился воевода Морозов.

- Да помилуй, Иван Васильевич! Стоило мне за ради этого ехать из самой Москвы?! Разве ты не справился бы с этими пустыми изветами и людишками, что лают по всему государству?! Разве не ведаешь ты, что завсегда народец по пьянке болтает непотребное?

- Ну, верно, с этими бы я справился. Но чую я, что есть у тебя и другие изветчики, да свидетели, что глаголют об настоящих преступлениях?

- Верно, имеются таковые. Вот с ними и веду беседы покамест.

- А что стало известно?

- Смута зреет, Иван Васильевич. И мутит ее некий сын боярский Акиня Петров сын Шеин.

- Сказывай, сказывай, батюшка! - попросил воевода, напрягшись.

- говорят изветчики, что этот Шеин собрал вкруг себя с сотню казаков, да отряд ляхов. Сколько последних пока не ведомо. Разное болтают. Одни, что тьма, другие, что горстка ляхов и в основном это наш православный народец, лихой и разбойный. Якобы имеется у них и оружие, и кони. Даже поговаривают акромя пищалей есть оружие. Мутят по волостям специальные посыльные, подбивают посадский люд, казаков, черносошных и монастырских крестьян на бунт, супротив тебя, воевода. Но надобно мне изловить тех людишек, что недалече от того самого Шеина крутятся. Вот с ними бы расспросы повести.

- Есть у меня на примете один таковой, - почесал затылок Иван Васильевич, опечаленный услышанным.

- Кто таков?

- Пойманный тать, что поджог склады федоровские.

- Наш? Коих будет?

- Да, нет... не наш... лях...

- Ну куды ж без них! - воскликнул Романцев, впрочем, не очень удивившись, а даже, пожалуй, обрадовавшись. - Когда дашь мне с ним беседовать?

- Изранен он в ночном бою, что стрельцы учинили. И ведь наказывал им живьем брать татей! Нет положили всех только вот одного и оставили.

- Слышал я про баталью ночную, сказывали мне стрельцы, что караулят избу, но, что один остался того не ведал. Так, когда думаешь смогу расспрос провести?

- Надеюсь, что к завтрему, но это коли лекарь мой даст добро. Что лекарь мой скажет, сможет ли тот предстать на допрос. Послал я за ним. Но покамест не доложил он мне о состоянии здоровья пленного ляха.

- Ты же, Иван Васильевич, понимаешь, что очень важен мне тот лях?

- Понимаю!

- И ешо, есть у меня несколько имен людишек, что скрылись от дела государева. Не привели мне их стрельцы, посему разумею, что у Шеина они, либо по его поручениям разъезжают по уезду твоему. Вот их мне надобно изловить и на расспрос привести.

- Сказывай имена смутьянов! Пошлю своих верных людей, из-под земли достанут, не посмотрят, что бисовы дети!

Романцев полистал еще книгу и, найдя нужные имена, взяв перо, что оставил подьячий, записал на листке эти имена и фамилии людей, что подлежали розыску и аресту, для последующего высочайшего допроса. Дописав последнюю фамилию, особый обыщик протянул бумагу воеводе с легким поклоном, скорее вежливости, чем почтения.

- Ладно, я смотрю справляешься покамест. Поеду сосну маленько, а то всю ночь не сомкнул глаз, а возраст мой уж не тот!