Семь тысяч сто с хвостиком (СИ)

Никодим молча кивнул в знак согласия и поплелся опять в кусты в свой секрет. Громила же взял кобылу Рогожина под уздцы и повел ее, а вместе с ней и ее седока по дороге в сторону слободки, до которой оставалось еще около версты. Но несмотря на это расстояние на их пути стали появляться шатры и шалаши, собранные из еловых и сосновых веток. Возле них горели костры, у которых спали или сидели люди. На некоторых кострах готовилась еда, в больших котлах что-то варилось и порой легкий ветерок доносил до чуткого носа Евдокима аромат варящегося мяса. Засланец стал незаметно считать шатры и шалаши и прикидывать сколько они могли вместить в себя людишек. Не упускал он и тех, что сидели у костров. И пока они дошли до окраины слободы Рогожин пришел к выводу, что только перед слободой расположилось около сотни человек. От воеводы он узнал, что в Петровской слободе насчитывалось чуть больше полста дворов. С учетом того, что в слободе в основном жили зажиточные казаки, то во дворе возможно было разместить до двух десятков смутьянов. Возможно в шатрах и шалашах по другую сторону слободы расположились еще людишки. Да, а сила-то немаленькая! - подумал Евдоким, но постарался не подать виду, так как его сопровождающий внимательно следил за ним, замечая, куда смотрит всадник и пытаясь понять, о чем тот думает.

- А у вас народу много! - присвистнул Рогожин.

- Много, много! Так просто нас не одолеть. Так и скажешь своему хозяину.

- Слушай, я не служу воеводе и не собираюсь доносить никому, потому, что ежели узнают о том, что я пришел сюды, то меня за измену и казнят первого. Я пришел на вашу сторону и готов привести с собой еще несколько десятков стрельцов! Все мы также серчаем на воеводу и не желаем служить под ним!

- Тама посмотрим, взаправду ты гутаришь или нет! У нас есть умельцы, что хорошо выспрашивают и допряма завсегда дознаются.

- Вот и славно!

Пока они перепирались дорога привела их в слободку. Пройдя мимо белого недавно отстроенного храма с золотыми куполами, они свернули налево и, пройдя еще сотню другую саженей, остановились перед воротами большого дома, первый этаж которого был каменным, из того же камня, что и храм. Громила постучал и через мгновение ворота приоткрылись и в проеме показалась белобрысая голова молодого мужчины. Лицо его было гладко выбрито, так, что Евдоким не заметил на нем ни щетинки.

- Што тебе? - спросил мужчина с явным польским или украинским акцентом.

- Вот лазутчика привел, словили подле секрета. Гутарит, что пришел сам до Акини Шеина, - недовольно пробурчал громила.

- Добре, - печально проронил белобрысый, - стой тут. Доложу.

Ворота закрылись и Евдоким услышал быстро удаляющиеся шаги, потом хлопнула дверь.

- Боязно в дом пускать? И на порог даже не пустил, - прошептал Рогожин, косясь на громилу.

- А ты как хотел!

- Погреться хотел, промерз я, аж из самой Тулы еду.

- На костре тебя погреют, когда пытать будут, - криво усмехнулся сопровождающий Евдокима.

- Не. На костре не хочу, а вот возле печки не откажусь, да еще бы хотел, чтоб и накормили, а то с вечера ничего не ел!

- Я смотрю ты либо глуп, либо храбр, - сказал громила, удивляясь спокойствию Евдокима. - Как кличут-то тебя?

- Ивашкой, Зверевым...

- По душе мне твое спокойствие, Ивашка. Тут давеча одного словили лазутчика, так он и слезы лил и мольбы кричал, ничего ему, вестимо не помогло, но и не жалко было такого. Тебя мне будет жалко...

- Меня ты не жалей, о себе подумай!

Верзила не успел ответить, потому что ворота вновь отворились и тот же белобрысый пропустил их во двор дома. Они вошли и тот кивнул головой в сторону крыльца дома.

- Акиня Петрович ждет в доме. Идем за мной.

Вслед за белобрысым они прошли в дом, там он обыскал Евдокима и отобрал у него его пистоли, что прятались под кафтаном и саблю, висевшую в ножнах. Потом он провел их в комнату, где сидел сам боярский сын, а с ним еще какой-то человек. То был Адам Кисель, но Евдоким его видел впервые и не знал его имени.

- Ну, кто ты есть таков? - строго спросил Акиня, восседавший во главе стола, внимательно вперившись в Рогожина, после того, как верзила, сопровождавший его, по кивку головы ушел и оставил их одних.

- Батюшка Акиня Петрович, я стрелецкий десятник Зверев Иван. Пришел к тебе чтоб бить челом на воеводу и просить взять меня и мою десятку в свое войско.

- Пошто так?

- Нет мочи служить вору! Аки паук опутал воевода Морозов весь уезд и кровь пьет не только из простого народу. Нет и нам никакого продыху. Землю дает только своим людишкам, тем, что помогают казну разворовывать. Поборами вводит и нас, верных государевых слуг в нужду беспросветную.

- Так, а что от меня ожидаешь?

- Слух ходит, что собираешь скоп идти на воеводу. Вот я со товарищами готов подсобить делу твоему, вспомним времена Болотникова.

- А не врешь, Иван Зверев? Сказывают люди, что ты не тот, за кого выдаешь себя.

- Врут люди! Да и кто мог сказывать, ежели нет среди твоего войску человека, что знает меня?

- А пошто ты знаешь, что нет такого человека?