Семь удивительных историй Иоахима Рыбки

Однако все это было уже много времени спустя после того, как пан учитель прогнал меня из школы, а газда Кавулок — с работы. Может быть, до этого и не дошло бы, если бы не пес, который оказался сукой, и если бы не Евка с заячьей губой, которая пряла нити зла с газдой.

Печальная это история, но я все-таки ее расскажу.

Пан учитель, то есть пан рехтор, был человек как человек, ничего худого сказать о нем нельзя. Учил он нас таблице умножения, чтению, немножко физике и немножко всяким другим премудростям. Поскольку он когда-то был кадровым вахмистром в Kaiser-und-königlichen Drago-nenregiment Nr. 4 in Debrecen[4], то после увольнения из армии его назначили учителем в одноклассную школу в долине под Яворовом. Когда настроение у него бывало хорошее, он охотно рассказывал нам о битве под Кёниггрецем в 1866 году, где пруссаки поколотили австрийцев и пана вахмистра Франца Кондерли из драгунского полка номер 4, то есть пана учителя. А если случалось, что его в тот день какая-нибудь муха укусила, так он очень крепко бранился по-мадьярски. Пруссаков он ненавидел, а любил пчел, гуляш с красным перцем и вишневку. Иногда он рассказывал нам про Вену и про императора Франца Иосифа, но чаще всего про своих пчел.

Был он лысый, поэтому отпустил возле ушей длинные пряди редких волос и прилеплял их бриллиантином к лысине. В класс он приходил в длинной куртке табачного цвета с двумя карманами сзади. Из одного торчал кончик красного клетчатого платка, в другом он прятал табакерку с изображением светлейшего пана императора на крышке и с надписью «Viribus unitis»[5]. По его словам, это означало всего-навсего: «Давайте держаться вместе». Кроме того, он носил пеструю жилетку с красными стеклянными пуговицами. Время от времени пан рехтор доставал из кармана табакерку, стучал по крышке, набирая щепотку табаку, и чихал. Тогда мы всем классом кричали: «Zum Wohl sein[6], пан рехтор!»

Учились мы, однако, плоховато, потому что в класс то и дело забегала супруга пана учителя и громко требовала:

— Эй, старый! А ну-ка, дай мне троих сынков картошку почистить!..

Тогда пан учитель отправлял трех мальчиков на кухню чистить картошку для пани рехторши. Если у него роились пчелы, он посылал меня на крышу и приказывал внимательно глядеть на тешинскую дорогу, не едет ли в бричке пан школьный инспектор. Я лез на крышу и внимательно глядел на далекий прибескидский мир, высматривая бричку с паном инспектором, а пан учитель в проволочной маске и с дымящейся кадильницей бегал за пчелами. Ребята тем временем поднимали в классе крик и дрались пеналами.

Пан рехтор часто прерывал неслыханно интересный рассказ о каком-нибудь австрийском императоре, об Иосифе II, ходившем за плугом, о Максимилиане, который не мог слезть со стены Мартина, и тогда произошло чудо — явился ангел божий в образе патлатого тирольского горца и снес его со стены; иногда он обрывал на середине чудесную историю о турках под Веной или о принце Евгении и заводил разговор о пчелах. Это тоже было очень интересно. Он говорил о пчеле-матке, о рабочих пчелах и о трутнях. Иногда читал нам нравоучения и советовал превратиться в бережливых пчелок, которые сносят в улей нектар с цветов. Таким цветком был сам пан учитель, нектаром — его премудрости, нам же надлежало быть не праздными трутнями, а трудолюбивыми пчелками и тащить рехторовы премудрости в улей, то есть в наши пустые головы.

Все дороги мира, как мне казалось, вели не в Рим, а в школу на холме. Если кто-нибудь ломал руку или ногу, пан учитель укладывал ее в лубки, заливал гипсом и приказывал больному лежать, пока кости не срастутся. Если случалось кому-нибудь вывихнуть ногу или руку, пан учитель вправлял косточки. Наливал в ушат кипяток и погружал в него руку или ногу вопившего пациента. А когда вывихнутая рука или нога достаточно прогревалась, пан рехтор кричал: «Готовсь!» — и крепко тянул поврежденные члены. Косточка вставала на свое прежнее место, и не успевал пациент вскрикнуть, как все было в порядке.

Он морил травами глистов у детей, выводил вшей, кишевших в косах у девушек, выгонял из животов солитеры, давал слабительное, укрощал понос, смягчал мазями ревматизм, рвал зубы, вскрывал нарывы — и все это за какую-нибудь пару яиц, за кусок сала и масла, за любой пустяк. А иногда за одно только «господь боженька заплатит, пан рехторчик!..»