Семь жизней. Рукопись неизданного романа

Придвинув к Петровичу свой стаканчик, бросил вопросительный взгляд на Артёма. Тот молчал. Тогда Алик напрямую предложил ему:

– Ты будешь ёрш? Давай согреемся. Одежда теперь не скоро высохнет.

– Буду, – сразу согласился Артём.

Алик придвинул к Петровичу второй стаканчик и сказал:

– Только немножко.

– Да я пять капель…

– Знаю я ваши пять капель!.. Вам и сто грамм, как пять капель. Немножко – это совсем чуть-чуть. Понял?

– Понял, – обиделся Петрович и налил в один стакан где-то четверть, а в другой немного не доходя до этого.

– Ну сказал же – немножко! – гневно выдохнул Алик.

– Да я и налил пять капель…

– Ладно, хрен с тобой… Кирилл, давай сюда пиво!..

Кирилл передал баклажку. Алик налил пиво в стаканы до краёв. Понюхал.

– Гадость, блин…

– А вы, нате вот, закусите, – Петрович заботливо пододвинул к ним поближе свою еду. – И подождите меня, я себе тоже налью.

– Ну, а как же ты себе не нальёшь? Ждём.

Петрович налил себе и торжественно изрёк тост:

– За вас, ребята! За молодёжь!..

Выпили. «Ёрш» оказался слишком крепким, чтоб его не закусить. Алик взял кусок хлеба с ветчиной.

– Не отравлюсь?

– Нет. Хорошая. Берите, берите, ешьте, – засуетился Петрович, очищая яйцо.

Артём взял только кусок хлеба, но есть его принялся с невероятным аппетитом. Это не прошло мимо пьяных, но внимательных Петровичевых глаз.

– У-у, да ты голодный!.. Давай, бери ветчинку, яички!.. Ешь, ешь…

– Нет, это я не буду, – сказал Артём. – Сейчас идёт пост. Я пощусь.

Петрович завис, но потом затараторил:

– А, это ты в Бога веруешь? В церкви служишь? То-то, я смотрю, у тебя бородка какая-то такая… как у этих, у дьячков… ну, которые на попов учатся!.. Или ты уж, может, выучился?

– Никакой я не дьячок. И учусь я в пединституте, – неожиданно громко выпалил Артём. – Мало ли какая у меня бородка!..

– Так ты не служишь в церкви? А чего ж тогда посты какие-то? – не унимался Петрович.

– Просто я православный христианин. В церкви я не служу, но посты соблюдаю.

– Я тоже православный, – выпрямился Петрович.

– Но в церковь, наверное, не ходишь, не молишься и посты не соблюдаешь?

– Ну и что? Бог у меня в душе!..

– Да ты не знаешь, что такое православная вера! Для этого надо в церковь ходить, а не водку пить.

– Да, я в церковь не хожу. Но в душе в Бога верю. А посты – это всё показное. Ты думаешь, тебя за это Бог в рай возьмёт?

– Этого я не знаю. Чтоб в рай попасть, надо соблюдать заповеди, жить праведно, в церковь ходить, исповедоваться, причащаться. Много чего надо делать.

– Это попы выдумали, чтобы деньги с народа собирать и жить легко. А что они, попы-то, праведно живут? Знаю я, какие они праведные!.. Вино тоже пьют, будь здоров.

– Каждый за себя должен отвечать, – устало ответил Артём и, встав, подошёл к окну.

– Зря ты на парня наехал, отец, – укорил Петровича Алик, – это его дело. Хочет поститься – пусть постится. А про попов тебе советская власть напела.

– Да я не наезжал… Я так… А что ты против советской власти имеешь? При ней хорошо жили. Не то, что сейчас.

– И сейчас не живём, и тогда не жили. Дерьмо – твоя советская власть. Мозги она тебе запудрила. Так, что человек, который тебе в сыновья годится, вере предков наших тебя учит. По идее ты его должен учить. А чему ты можешь научить? Вон каким тебя сделала советская власть!..

– Это меня нынешняя власть таким сделала! – вспылил Петрович. – Думаешь, я всегда таким был. Я работал честно, деньги на книжку собирал. Я книжки читал. Я в кино ходил. Я футбол по телевизору смотрел. Я пил только по праздникам. Идея была у людей, уверенность в завтрашнем дне была. А потом всё забрали и ничего не дали взамен. Деньги на книжке сгорели. Работать честно нельзя, ничего не заработаешь. Кто успел, тот и съел. На людей насрать нынешней власти. Нах** мне теперь книжки её, кино её, футбол её!.. А научить я вас могу жизни. Главное правило – каждый за себя. Вы никому не нужны. Нужно непременно стать подлецом, чтобы закрепиться в этой жизни. Или вы станете такими же, как я, со временем.

– Не станем, – вмешался Кирилл, – ты не смог со своими старыми взглядами приспособиться к новой жизни. Сейчас никто о тебе не позаботится, если ты сам о себе не позаботишься. К примеру, я о себе позабочусь, поверь мне. Завтра меня не пугает.

– А если завтра война? Или полетит власть твоя к чертям собачим? Ты и тогда будешь таким уверенным?

– Войны не будет, – отрезал Кирилл и вздрогнул.

За окном с пронзительным треском ветер повалил сухое дерево. Крыша домика застонала пуще прежнего. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился обжигающий вихрь из капель дождя, холодного воздуха и невыразимой тоски. Алик бросился закрывать её.

– Ветер, – сказал Кирилл с облегчением.

– Да это уже не ветер, – Артём, стоявший у окна, не разделил его оптимизма, – это похоже на ураган. Сколько времени?

Кирилл, щурясь в темноте, поднёс часы поближе к лицу:

– Пять. Думаешь, до семи уляжется?

– Не знаю…

– Да стихнет, конечно, – беззаботно вставил Петрович. – Я так думаю…

Алик подошёл к столу и налил себе пива.

– Будет кто ещё?