Семьдесят минуло: дневники. 1965–1970

Прогулка в Олевано Романо и Палестрину с Розелиусами, Штирляйн и Ингой Дам. Мы пришли, чтобы посмотреть большое изображение Нила, и не разочаровались в своих ожиданиях. Произведение, мозаика, хранится в Археологическом музее Палестрины, бывшем дворце Колонна-Барберини. Первоначально оно образовывало один из полов в храме Фортуны; я представляю себе, что летом оно было залито водой. Счастье и вода нерасторжимо едины. Ландшафт от затопляемой дельты с храмами и оживленными руслами поднимается в эфиопские горы. Богиня принимает воина в своем храме, а в это время к берегу причаливает многовесельный корабль. Вода и скалы заселены животными, одни из которых передвигаются по вольным звериным тропам, другие пасутся или охотятся. Художник жил у реки или много по ней путешествовал — на это указывают детали, которые надо было увидеть собственными глазами: листья лотоса, голова вынырнувшего крокодила, змея, которая поднимается, чтобы схватить степного гекко, и другое. Некоторые из животных удались меньше, но никаких сказочных существ здесь нет. Зал используется также для концертов; Людвиг Розелиус сел за рояль и сыграл импровизацию на тему воды, пока мы рассматривали мозаику.

В следующем зале собрание бронзовых сосудов, зеркал и банок с очень изящными гравировками, как будто сотканными искусными пауками. Еще и теперь в здешних местах, должно быть, работают хорошие медники.

В Субьяко на краю горных лесов. Дикие розы и румянка синяя[757]; в полном цветении царские свечи. За Тиволи в Тибуртине в мощных карьерах травертина. Травертин, «камень из Тибура»[758], туф и кирпич образуют ядро строений, мрамор и алебастр оболочку.

РИМ, 12 МАЯ 1968 ГОДА

Сирокко. Я остался дома, во второй половине дня даже в постели. На террасе, где я сидел за рукописью о дурмане и наркотиках, порыв ветра поднял листы в воздух. Восемь из них я таки собрал, долго разыскивая их по парку и даже на улице Торлония.

Траут Розелиус, узнав о несчастье, еще раз пустилась на поиски, очень методичные, и извлекла лист из живой изгороди, в которую тот залетел.

Поразительно, что даже одну-единственную страницу повторяешь через силу. Это говорит в пользу первого наброска. Поль Леото хотел даже, чтобы в нем совершенно ничего не меняли. Я представляю себе, что в очень древние времена, когда уже существовала поэзия, но не было письма, это служило правилом. Слово было вдохновением.

РИМ, 13 МАЯ 1968 ГОДА

С профессором Герике в городок Паломбара Сабина, лежащий у подножия Монте-Геннаро. Он выделяется необычно высокой башней замка Савелли.

Полевыми дорогами мы прошли в спрятанное в низине аббатство San Giovanni in Argentella. Маленькая романская церковь, почти руины, однако каменщики работали. Уединенное место.

РИМ, 14 МАЯ 1968 ГОДА

Патер Зоннеманс провел нас con permesso speciale[759] по гро там и склепам Ватикана. Слишком чувствительным ходить сюда не рекомендуется; царство мертвых производит очень сильное впечатление. Земля уплотняется до сакрального со стояния, возможного лишь для нее; на заполненные моги лами, гробами и саркофагами крипты опираются колонны центральной церкви. Я стоял перед одной из могил Неронова кладбища; в плите была щель в форме наливного отвер стия. Где же те, которые здесь преклоняли колени и жертво вали вино мертвому?

Requiescat in расе[760]. Краски кирпича и глины, помпейская краснота. Пыльно; работы вели археологи. Архитекторы взвешивают, не угрожает ли рытье археологов устойчивости собора. Неопределенное сильнее определенного, у Вечного города нет храмов, у священного леса — могил; покойник лежит «где-то».

РИМ, 15 МАЯ 1968 ГОДА

В полдень нас навестил Густав Рене Хокке; беседа о маньеризме в литературе. Потом об entrefilet[761], которое я вырезал из газеты; передаю текст:

«Рим, 13 мая. Декан философского факультета университета Перуджи, профессор Уголини, приспустил флаг на балконе здания факультета. Этим он выразил сожаление по поводу упадка ценностей образования и гражданского согласия в университете. Заведующий кафедрой итальянской литературы университета в Турине, профессор Гетто, перерезал себе вены и потом выбросился из окна в отчаянии от оскорблений студентами. При смерти он был доставлен в больницу. Студенты кричали ему на лекции: "Оставь в покое Тассо и говори нам о Че Геваре"».

Материал для новеллы, к примеру, Э. Т. А. Гофмана или Грильпарцера. Бедный музыкант ломает свой инструмент. Собственно говоря, не трагедия, ибо конфликт можно было решить различными способами, например, проигнорировать; он мог бы даже быть обращен в шутку. Оценка обстановки, исходящая из того, что еще существуют посредничающие ценности, «пока что» бьет мимо цели. Лучшее сохраняется для себя. Ценность заменяется цифрой, трагическое — аварией, судьба — статистикой, герой — преступником, князь — бонзой, Бог — «добром». Человек не показывает, что верит в какие-то ценности, если не хочет, чтоб его зачислили в дурную компанию.