Семьдесят пять шагов к смерти

Михаил встал, принес пачку сигарет, нервно закурил.

— Крепко мы тогда вляпались — по самую каску! Они своих подтянули, обложили нас с трех сторон и предложили сдаться. Жизнь пообещали, свободу и деньги, если оружие сложим и командира отдадим. Ну, мы их послали по матушке далеко и грубо. И стали они нас расстреливать по одному, как в тире. Пальба шла — башки не поднять: в лоб автоматы колотят, на флангах пулеметы стучат, а податься некуда — позади минное поле. Капкан. Лешка пришел к командиру и говорит: «Поле минное вряд ли большое. Не Великая же Отечественная война, чтобы минные поля на километры. Так — нитки две-три протянули, вряд ли больше». И предложил… — Михаил глубоко затянулся. Был он весь там — на том чертовом поле. — Предложил через мины уходить, потому что такого маневра враг от нас не ждал. А как уходить, когда каждый шаг может стать последним? Наступил на мину и всё — амба! Вроде и выход, но страшно… И тогда Лешка вызвался первым пойти. «А вы, — говорит, — по моим следам. Я специально каждый отмечать буду. А если ждать, то один черт — всех перестреляют». Такое отчаянное решение! За ним следом Серый вызвался идти. Остальные не решились. И я тоже. Страшно это, когда под ногой мина, просто мышцы деревенеют, так что шага не ступить… А эти — пошли! Лешка шагов сорок успел сделать. Пару мин он нашел и отметил, а третью — нет. Рвануло под ним, ноги напрочь оторвало. Так он еще метров десять проползти смог и уже на следующей мине — окончательно. За ним, по меткам, Серый пошел. До Лехи быстро добрался. Только спасать там уже некого было… А вот дальше пойти… Всё это видя и понимая… Командир кричит ему: «Не надо, Серый, возвращайся!» А он обернулся, рукой махнул и пошел… Еще метров тридцать одолел. А потом… После него мин уже не было. Мы по проходу сделанному двинулись как по бульвару. Метки сняли, чтобы боевики за нами не сунулись. Они и не сунулись. Серого еще километров десять несли, пока он кровью не истек. Так вышло, что они жизни свои положили, чтобы остальных спасти. А у них жены. У Лехи ребенок, сын остался. И если бы не они, все мы там полегли без всякой на то пользы. Вот так. А говорят… Есть еще мужики на свете. Были…

Эпизод пятьдесят четвертый. Месяц и двадцать дней до происшествия

Палата была полна.

Игорь лежал на кровати. Рядом с ним бутафорная капельница, Теперь уже ненужная. Мария стояла у окна, безотрывно наблюдая за улицей. Рядом с ней Мила и Анатолий. Сергей Михайлович сидел в углу и, кажется, дремал. Не было только Михаила. Он торчал на первом этаже, наблюдая улицу. Вениамин… Этот был, как всегда, при деле, увиваясь подле симпатичной медсестры в белом халате.

— Остановитесь! Замрите вот так… Прекрасно! Вам говорили, что у вас профиль древнеегипетской царицы?

— Неужели?!

Испуганная медсестра смотрела на косматого, похожего на водяного Вениамина, который напирал на нее своими дородными формами.

— Царица! Ей-богу царица! И это не комплимент, это констатация факта. Вы Нефертити, это я вам как художник и ценитель женской красоты говорю. Вы должны мне позировать! Голой! Не отказывайтесь. Вы обязаны внести свою лепту в мировую сокровищницу искусств! Вместе мы изваяем шедевр, который войдет в анналы…

— Отстаньте от меня! Я замужем, — испуганно шептала медсестра, отбиваясь от Вениамина.

— При чем здесь это? Какой-то муж… Как это провинциально, как скучно… Муж… И это когда я влеку вас в храм искусств!

— А может, у нее муж Аменхотеп, коли она Нефертити? — хмыкнул Анатолий. — Может, его тоже надо в храм искусств?

— Он у меня слесарь, — сказала медсестра.

— Царица, не слушайте этих профанов! — возмутился Вениамин. — Они не способны ценить истинную красоту. Они погрязли в мещанстве и пошлости. А вы… Вы сошли с небес, подобно богине, дабы я мог изваять вас в мраморе и граните, увековечив для потомков.

Сестра растерянно оглядывалась, ища поддержки.

— Веня, отстань от девушки, — укоризненно сказала Мила. — Не пугай средний медицинский персонал. А вы, милочка, идите к себе, работайте. Не видите, у художника приступ творческого экстаза?

Медсестра попятилась к двери.

— Вы уходите? Как это невыносимо печально. Но я буду ждать вас, царица! — Вениамин картинно склонил голову и поцеловал руку сестры, слегка поморщившись, потому что та пахла карболкой.

Медсестра выскользнула в дверь.

Вениамин встал, сложив руки на груди, изобразив муки оскорбленного достоинства.

— Веня, только не надо страдать, ты еще успеешь…

— Такси! — громко сказала, почти крикнула Мария. И бросилась вон из палаты.

Анатолий и Сергей Михайлович шагнули к окну. Да, действительно, желтое с шашечками такси встало у главного входа.

Открылась дверца. Из машины вышла пожилая женщина, остановилась, растерянно оглядываясь по сторонам. Кажется, она не понимала, куда и зачем ее привезли. Но стояла так недолго. Из дверей больницы выскочила, подбежала к матери, ломая каблуки, Мария. Налетела, обхватила, стала тискать и целовать.

Рядом прыгала, не зная, как выразить свои чувства, Мила.