Семьдесят пять шагов к смерти

— Ты не можешь. Драться «не могу», а погибнуть «могу»?

— Если я погибну, — они от меня отстанут?

— Если тебя не будет, им не к кому будет приставать, — усмехнулся Михаил.

— Извини, неправильно выразился. Если меня не будет — они оставят в покое Марию, моих близких?

— Наверное. Зачем им люди, которые не могут принимать решений. Ведь никто, кроме тебя, не может обеспечить им перевод денег. А просто пугать кого-то, из спортивного интереса, это глупо, затратно и рискованно. Если они захотят продолжить, они прицепятся к новому назначенцу. К тому, кто сменит тебя.

— Понятно… Теперь по здоровью. Если я заболею, какими будут их действия?

Михаил задумался.

— Смотря как заболеешь, насколько тяжело.

— Как уже болею, — ответил Игорь. — Ты, наверное, знаешь…

— Знаю. Но без подробностей. Шило в мешке не утаить… Я был с тобой в больнице, слышал, о чем врачи между собой говорят, понимал, какие анализы у тебя берут. Два плюс два сложить не трудно.

— Допустим, если они узнают про мою болезнь, они ослабят хватку?

Михаил положил руку на плечо Игоря.

— Боюсь, нет. Боюсь, наоборот. Они постараются успеть провести через тебя максимальное количество денег. И те и другие. Потому что — такая удача — ты уйдешь, причем чисто, без криминала, и все можно будет списать на тебя! Они не упустят такой возможности. И еще, они перестанут стесняться в средствах, потому что любое следствие рассыплется в связи с отсутствием потерпевшего. Они не должны узнать о твоей болезни. Ни в коем случае! Это будет серьезной провокацией.

— Значит, больничный меня не спасает?

— Нет. Слишком в серьезном деле ты крутишься. Слишком много на тебя завязано. В конце из тебя попытаются выжать все соки. До последней капли! Боюсь, они уже что-то подозревают. Там, в больнице, мы, похоже, переиграли сами себя. Но кто мог знать про твой диагноз…

— То есть выхода нет?

— Очевидного — нет. Можно лишь ждать, выгадывая время, и надеяться, что в расстановке сил что-то изменится.

— Нет у меня времени, — грустно сказал Игорь. — Совсем.

Михаил лишь кивнул.

— Тогда напрашивается единственно верное решение. Которое у меня, кажется, есть.

Михаил удивленно вскинул брови.

— Решение? Какое?

— Мне надо уйти.

— Мы уже обсуждали тему твоего ухода. Они не дадут…

— Ты не понял меня — совсем уйти. От всех. Как колобок.

Михаил посмотрел на Игоря внимательнее.

— Не понимаю. Ты хочешь?..

— Нет, не хочу. Совсем не хочу. Мне теперь каждый день как праздник. Потому что Мария… И вы все… Я только жить начал. Но я не вижу иного выхода. Если я не уйду, они доберутся до всех. В первую очередь до Марии. А ей теперь нельзя…

— А что такое с Марией? — насторожился Михаил.

Мгновение Игорь сомневался, но потом сказал:

— Она ждет ребенка.

— Оп-па, — ахнул Михаил. — Это когда это вы успели? То есть я хотел спросить, как решились?

— Это не мы, это она решилась.

— Плохо дело, — вздохнул Михаил. — Оно, конечно, поздравляю, дело-то как раз хорошее. Но что теперь с ней делать? С Марией. Она теперь слабое звено.

— Не такое уж слабое. Она все понимает и ничего не боится.

— Она может бояться или не бояться, но когда начнут ее прессовать… Дело даже не в ней, в ребенке… Ему это на пользу не пойдет.

— Беременность их не остановит?

— Нет. Не те люди. Не та ситуация. Это лишь дополнительный рычаг в их руках.

— Поэтому я говорю про свой уход. Окончательный.

— Ты думаешь, Марии от этого будет легче?

— Наверное нет, только это произойдет быстро и, значит, менее травматично. А если иначе, то долго и очень затратно. Она настроена потратить любые деньги, чтобы вытащить меня.

— Значит, потратит, — согласился Михаил. — Если Мария что-то решила, ее с пути не свернешь.

— В результате я буду умирать долго, трудно, буду ходить под себя, умолять о спасении, потеряю человеческий облик. Я видел все это. Видел в хосписе. Это страшно. Это невозможно. Это мучительно. Даже не для тех, кто умирает, они уже мало что понимают, для тех, кто находится рядом. Я не хочу так! Лучше разом… И Марии лучше. Проще выплакаться раз, чем рыдать неделями, не в силах ничем помочь.

Михаил кивнул.

— Помнишь, ты рассказывал про друга, который сам себя?.. Ножом. Не хотел быть обузой всем остальным.

— Сашка? Да, рассказывал.

— Так вот, я тоже не хочу быть обузой. Я хочу уйти без мук и стенаний, и хочу увести за собой погоню.

— Я не знаю, что тебе сказать. Тут не может быть советчиков. Такие решения каждый принимает сам. Лично. Разложил ты все правильно, а какой вывод сделать — решать тебе. Извини…

— Считай, что решил. Не теперь, раньше. Я долго думал. Мне нужно было лишь убедиться. Еще вопрос. Точнее, просьба.

— Слушаю.

— Ты мне поможешь?

— Чем? Чем я тебе могу помочь?

— Мне нужно найти оружие. Любое. Я не хочу болтаться в петле. И не хочу травиться снотворным, как истеричная гимназистка. Я хочу уйти достойно, по-мужски. Как Сашка. Как… Хемингуэй.

— Хемингуэй застрелился из ружья.

— Да. Я читал про него. Он выбрал красивую смерть.

— Он покончил с собой, когда понял что перестал быть мачо и писать, так, как раньше. Он решил обыграть старость, избежать немощи, — сказал Михаил.