Семьдесят семь бантиков

Из-под вагончика с обезьянами выскочила собачонка с вялой банановой шкуркой в пасти. Борис дружески похлопал ее по спине. Она пугливо шарахнулась, потом осторожно вернулась. Толстяк снова погладил ее, стараясь согреть пальцы собачьим теплом. Собака расслабилась, банановая кожура шлепнулась на землю. Борис подобрал ее, бросил в клетку с обезьянами. Поднялся вой, кожура моментально разлетелась в клочья. Собака испуганно тявкнула, словно обезьяны порвали не кожуру, а ее.

«Ну вот, обезьян покормил! – засмеялся про себя Борис. – Теперь можно отчитаться перед старшим братом».

– Худые, брат, времена, – признался он собаке. – И я не знаю, что будет дальше. Пусть старшой разбирается. Кто, в конце-то концов, хозяин зверинца? Пусть расхлебывает, коли зверинец – его детская мечта.

Толстяк вернулся в вагончик. Здесь было холодно и сыро. Он запнулся о стоптанный валенок, разозлился, швырнул его через плечо. Валенок ударился о золотистую рамку с глянцевой вырезкой из журнала. Борис еле успел подхватить ее. Поправил и протер рукавом фото огромного алмаза. Устроился на костлявом табурете, выпил остывший чай. Эх, подтопить бы чуток, да дров нет. Глянул в окно: над густой тайгой висел желтый свет. Он был ярким и холодным, как неоновая вывеска над магазином. Борис почувствовал себя курицей, которую для сохранности сунули в холодильник.

В этом вагончика не хватало тепла и уюта. Ни семейных фотографий, ни белоснежных кружевных салфеток, ни женского присутствия. Братья жили вдвоем. А ведь он мог бы танцевать в балете. У него были уникальные задатки, но их не развивали. Огромный алмаз в россыпи изумрудов – вот его единственная мечта, которая не оставляла его ни днем ни ночью…

Однажды он увидел фотографию в журнале «Планета» и заболел этой мечтой. Пытался забыть – ан нет! Буровит этот алмаз мозг, спать не дает. Вроде бы успокоиться надо, ведь над фотографией заголовок: «Такого не может быть!»

Молодой археолог, который предоставил фотографию, доказывал, что она подлинная… Да кто ж ему поверит? Археолог ушел в тайгу за доказательствами, да так и сгинул. Шумиха улеглась, об алмазе и археологе забыли.

Борис фотографию вырезал, вставил в рамочку и потащился с ней и зверинцем в эту глухомань. Потому что археолог уверял, что видел камень именно в этих местах, в одной из пещер Уральских гор. Он даже пытался забрать камень с собой, но не сумел сдвинуть с места.

Толстяк верил, что самородок существует, он приснился ему в детстве. Единственный цветной сон в его жизни. Алмаз горел, как прожектор, и он тянулся к нему ручонками. Он обжегся и проснулся в слезах. Если найдет самородок, ни за что не прикоснется к нему голыми руками.

Борис прижался носом к стеклу. Его окружали вершины гор: одна, еще одна, выше, ниже, дальше, ближе. В какой из них его самородок? В какой стороне искать?

Крапива свернула к дому Бабы Яги и спряталась под большой елью. Отсюда был виден ухоженный сад. В глубине стоял гараж из голубого кирпича. Крапива расчехлила бинокль и распласталась в траве. Белка перепрыгнула с ветки на ветку.

Из дома вышла Баба Яга, постояла, глубоко вдыхая, потом вернулась в дом. На деревянных стенах, покрытых лаком – лепнина, мозаика, изразцы. Тяжелые люстры из горного хрусталя. Розовая кожаная мебель. Крепко пахло полынью и дорогим парфюмом.

– Пень Догович, вынеси-ка мое кресло на веранду. Здесь почаевничаем.

Баба Яга рухнула в кресло. Несмотря на усталость, она была в полном порядке: яркий маникюр, стильное платье, изысканный макияж, туфельки на шпильке. Ядигида уныло смотрела в тарелку, есть почему-то не хотелось. Она выпила морс, буркнула:

– Ты зачем приехала?

– Фу, как некультурно ты встречаешь бабушку.

– Я тебя не встречаю, я спрашиваю. Учти, будешь наставлять меня на путь истинный – мы поссоримся. Больше лешего надоела.

Ядигида потерла воспалившуюся рану на ладони. Эта рана напоминала трезубец, и сейчас она покраснела, вздулась фиолетовыми буграми. Плохой знак. Вестник неприятных событий. Бабушка рассказала, что Ядигида родилась с этим трезубцем на руке.

– Вот скажи, кто кроме бабушки поможет тебе заполучить бантики?

Ядигида промолчала. В этих словах была правда.

– А как же твой жених?

– Жених – потом. А сейчас давай попьем чай на веранде. Помнишь, как мы сидели под синим небом и пили чай из синих чашек. Чашки еще целы?

– Чашки целы, но… тебя столько лет не было, – сказала Ядигида обиженно. – Я уж думала, тебе так хорошо жить с зимняками, что ты про меня забыла.

Баба Яга вскинула голову и от души расхохоталась. В небе громыхнул гром, сверкнула молния.

– Смеюсь, как малолетка. Хорошо хоть тушь водостойкая.

Яга смахнула комара и увидела, как еле заметно дрогнула нижняя ветка дальней ели. Что там? Белка?

– В моих планах тебя не было, – фыркнула Ядигида.

– Чeрт! Кажется, я начинаю терять форму, – повысив голос и не меняя положения, Баба Яга позвала. – Крапива! Эй, сделай милость – проявись.

– Крапива? – не поверила Ядигида.

Баба Яга доверительно наклонила голову: