Семейная хроника

Приступая ко второй части своих записок, в которой должны быть отражены послереволюционные годы, я заранее вижу все трудности этой задачи. Хотя я старалась ограничить себя рамками «истории одной семьи» и писать, не вдаваясь в излишние рассуждения, но сознаю, что в наших судьбах, как в капле воды, отразились события мирового значения, и это обязывает меня быть точной и беспристрастной.

Незаменимую помощь оказывал мне мой отец, под контролем которого написана первая часть. С уходом его из жизни 24 сентября 1964 года я чувствую себя как бы потерянной. Я привыкла к тому, что все мною написанное проходит через фильтр его критики, и была спокойна и за точность сообщаемых дат, и за достоверность приводимых фактов, и за форму изложения. Обладая тонким литературным вкусом, отец бывал ко мне требователен, но в этой требовательности я видела большой интерес к моим писаниям, которые он завещал довести до конца. Помня это, я после полугодового перерыва вновь берусь за перо, теперь уже на свой страх и риск, и никто меня не исправит, и никто не напишет на полях: «Возражений не имею».

В годы крушения Российской империи

События лета и осени 1917 года воспринимались мною в «отраженном виде». О происходящем в России мы с мамой узнавали из сообщений печати и по самым разноречивым слухам, доходившим сначала до Козельска, а затем до Попелева. Но не только нам, находившимся в деревне, было трудно ориентироваться в том, что творится в стране, — период между февральской и октябрьской революциями представляется мне какой-то чудовищной неразберихой, причем никто (во всяком случае, в моем окружении) не давал себе отчета в грандиозности совершающихся сдвигов.

С весны стало ясно, что князь Львов не справляется с ролью главы Временного правительства, демагогия Керенского опротивела всем, выступления «бабушки русской революции» Брешко-Брешковской — стали смешны. Летнее наступление по всему фронту стоило больших жертв и не принесло положительных результатов. В Козельске периодически появлялись какие-то прапорщики, именовавшие себя «эмиссарами Временного правительства». Они много говорили о «войне до победного конца», но уклонялись от ответов на вопросы о правах и обязанностях граждан внутри страны.

В середине лета неожиданно, в возрасте пятидесяти пяти лет умер в Калуге Сергей Николаевич Аксаков. Смерть его была вызвана каким-то острым кишечным заболеванием. Любивший отца Борис поспел только на похороны. Приехав из Калуги на три дня, он должен был срочно вернуться на фронт (будучи в это время комендантом 26-го корпуса, расположенного недалеко от Черновиц).

Возник вопрос о входе во владение Антиповым. Этот клочок земли был так основательно заложен, что брать на себя какие-либо обязательства представлялось рискованным, а разбираться — не было времени. По просьбе Бориса, впредь до его возвращения с фронта, Антипово перешло в ведение так называемой дворянской опеки, причем опекунами были назначены я и Алексей Владимирович Блохин. Наша миссия заключалась в том, что от времени до времени мы наезжали в Антипово, беседовали с паном Венцеславским, приказчиком, и уезжали обратно.

Но в сентябре из Дворянского банка посыпались грозные напоминания об уплате процентов. В случае неуплаты банк в начале октября ставил Антипово на торги. В моем представлении Дворянский банк был чем-то незыблемым. Убедив в этом своего соопекуна, я стала спешно продавать скот, собрала нужную сумму и внесла ее в банк за три недели до октябрьской революции. Думаю, что банковские чиновники, писавшие угрожающие напоминания об уплате процентов, были весьма удивлены моей наивностью.