Семейная хроника

Остановились мы в Риме в небольшой гостинице на via del Quatra Fontana, близ Квиринала. Не в пример прочим весьма мощным и декоративным римским фонтанам, те четыре фонтана, которым была обязана названием наша улица, представляли собою тонкие струйки воды, падающие из львиных пастей в стоящие под ними раковины. Наша гостиница была интересна лишь тем, что по узкой лестнице, ведшей на чердак, можно было выйти на крышу и увидеть все семь холмов. Мы с Сережей, обнаружив небольшую площадку под крышей, часто сидели там на закате, изможденные целым днем осмотра достопримечательностей.

А осматривали мы всё, что положено осмотреть в Риме. Перед нами, как в калейдоскопе, промелькнули и Колизей, и Форум, и Капитолий с конной статуей Марка Аврелия и бронзовой волчицей, и колонна Траяна, и развалины многочисленных терм. Все это было, несомненно, интересно, но казалось слишком давно прошедшим, чтобы не быть реставрированным, и потому не внушало полного доверия. Папский Рим произвел на меня более сильное впечатление, может быть, потому, что архитектурные памятники эпохи Возрождения еще не полностью стали музейными экспонатами и в них происходила та самая жизнь, для которой они были предназначены – жизнь католической церкви.

Слушая мессу в соборе Святого Петра, осматривая Сикстинскую капеллу, я находилась в том сосредоточенном настроении, которое подходит к подобным моментам; когда же мы перешли к осмотру замка Святого Ангела – круглого здания на берегу Тибра с фигурой ангела на крыше, – всякая серьезность нас с Сережей почему-то покинула и мы со смехом бегали по кольцеобразным коридорам этой мрачной постройки, служившей некогда тюрьмой, пока не наткнулись на брата шведского короля, принца Карла (дядю Вильгельма Зюдерманландского) – высокого худого человека чопорного вида, сопутствуемого адъютантом и гидом. Сережа присел от неожиданности и с комическим испугом воскликнул: «Ничего себе!» Бабушка только всплеснула руками.

Неаполь произвел на меня менее сильное впечатление, чем другие города Италии. Совершенно исключительный интерес представляет собою Помпея и все то, что было найдено при ее раскопках и хранится в Неаполитанском национальном музее, но панорама залива, «увидя которую, остается только умереть» («Vedi Napoli e poi muori!»), была мне хорошо знакома по гравюре, висевшей в аладинской диванной, и действительность к этому ничего не прибавила.

Из Неаполя, самой южной точки нашего путешествия, мы стали быстро двигаться по направлению к дому. В окнах вагона промелькнула склоненная Пизанская башня. В Генуе, между поездами, мы успели посмотреть Кампо-Санто с монументами Кановы и возвышающийся в порту памятник генуэзцу Колумбу, а через двенадцать часов были уже в пределах belle France. Наша недельная остановка в Ницце имела целью дать дяде Коле возможность проверить вновь изобретенную им систему игры в рулетку и оставить в Монте-Карло ассигнованную на это сумму.

Пока он играл, мы с мамой, как всегда дружно и весело, бегали по залитым солнцем улицам Ниццы, покупая цветы, духи, апельсины и всякие прелестные мелочи, которыми так богата Франция. Во время одного из походов с нами увязался Сережа. Сначала все шло хорошо, но под конец вид лент, кружев и батиста ему наскучил, и, когда мы заколебались в выборе между двумя блузками, он начал выражать признаки нетерпения и демонстративно сел на стул около входной двери. Хозяйка магазина, чрезвычайно манерная дама, всячески старалась продать нам более дорогую блузку с открытым воротом, а мама склонялась к покупке более дешевой с воротом закрытым. Хозяйка решила обрести союзника в лице Сережи и обратилась к нему со словами: «Хорошо! Мы спросим у этого юного рыцаря!» На что Сережа, который в это время, как я уже говорила, более походил на Мурзилку, чем на «рыцаря», лаконически ответил: «Мадам, я за закрытые!» Хозяйка опустила глаза и, с тем манерно-лукавым видом, на который способны только француженки, заметила: «О! Скромный рыцарь!» Это прозвище осталось за Сережей даже и тогда, когда уже давно перестало соответствовать действительности.

Проигравшись в Монте-Карло, дядя Коля стал неудержимо стремиться домой. Мысли его теперь были всецело заняты предстоящим в Москве любительским спектаклем «Бесприданница» с Найденовой в заглавной роли. Желая доставить ему удовольствие (а я этого всегда желала), я предлагала ему спросить роль Карандышева и подавала реплики, пока он репетировал. Так, в стенах заграничных отелей раздавались тексты Островского.

Пятидневное пребывание в Париже отметили семейным обедом у дяди Альберта и осмотром Версаля. Не останавливаясь в Берлине, через Вержболово мы вернулись на родину, и московская жизнь вошла в свою колею.