— Конечно, — я соглашаюсь, чтобы не вступать в спор, — но как это решит мою проблему, дорогая? Если я прекращу работать на годик-другой, чем я буду заниматься, чем я заполню образовавшийся интеллектуальный вакуум?
Жена бьет себя легонько по щекам и оборачивается ко мне. В ее глазах — воспитательница.
— Ты вообще слушаешь, что я говорю? — говорю я.
— Ну зачем ты каждый раз спрашиваешь, слушаю ли я? «Образовавшийся интеллектуальный вакуум».
Она помнит каждое слово.
— Я полагаю, что первое время я буду немного заниматься рисованием и музыкой.
— Почему бы и нет?
— Потом буду преподавать вязание бегемотам…
— Возможно.
Она снимает туалетной бумагой биоплаценту. Ее брови поднимаются.
— Все-таки, — бормочет она, — надо все обдумать…
Мне в этот момент нечего было добавить. Я промолчал.
— Ну, что же ты молчишь? — говорит она.
— Я не молчу. Я размышляю — может, пришло время расчленить тело нашей домработницы и упаковать его в зеленый чемодан?
Женушка погружена в свои мысли. Она перелистывает иностранный женский журнал.
— Ты не слушаешь!
— «Упаковать тело домработницы в зеленый чемодан».
Слово в слово. Она начинает работу над ресницами с помощью иностранной кисточки. Включает транзистор. «Иерусалим мой золотой».
— Если министр финансов не будет возражать, — плету я ткань своих мыслей, — я куплю при случае молодую зебру для воспитательницы.
Не сработало. Нет зажигания.
— Конечно, — говорит она, массируя шею вниз-вверх, — очень хорошо.
— Ладно, — подвожу я итог вечера, — тогда я сейчас схожу к своей давней содержанке и буду развлекаться с ней до утра. Ты слышишь?
— Будешь развлекаться с ней до утра.
— Ну и?
— Я думаю, что лучше всего подойдет ваза с цветами…
Она уходит в ванную смывать все с лица. Я остаюсь наедине со своими мыслями, обгоняющими друг дружку. Очевидно, мне придется потихоньку продолжать писать.
Муравьиное лето
Квартира на первом этаже имеет одно преимущество и один недостаток. Преимущество в том, что не вам нужно подниматься, недостаток — в том, что муравьям тоже не нужно. Вследствие чего каждое утро через наш порог следует по своим делам вереница муравьев, проходит по стене у хлебного шкафчика и следует непрерывной шеренгой в обоих направлениях через мойку. Эти черные насекомые с маниакальным упорством тащат на себе все, что попадает им под руки.
Говорят, что такое частенько бывает на первых этажах и что это лето выдалось на редкость муравьиным. Тем не менее, жена приняла однажды утром судьбоносное решение:
— Уничтожать их по одному нет никакого смысла, — предположила она, — надо выявить их гнездо.
Мы пошли вспять от нашего дома вдоль шеренги. Она вела от порога в сад, там временно исчезала под оградой, затем выныривала с другой стороны ограды, а оттуда шла на север зигзагами, на земле и под землей. На подступах к Герцлии мы остановились.
— Господи, — сказала жена, — они приходят из-за границы…
Почему же они идут именно к нам? Что особенного они нашли в нашей раковине, черт подери! На эти вопросы только муравьиная царица может дать исчерпывающий ответ. Сами муравьи — создания совершенно гистадрутовские — рабочие лошадки из тех, кто тащит все на себе, не задавая лишних вопросов.
Жена тоже не сидела, сложа руки у мойки. Она приобрела особый концентрированный яд от муравьев и рассыпала его по всей дороге — от порога, и действительно, на следующий день муравьи двигались тяжело, ибо им нужно было перебираться через горы рассыпанного повсюду яда. Никакого другого вреда яд им не причинил. Мы распылили на них мощные струи яда: в результате те, кто шли первыми, пали, а остальные шли по их трупам, навстречу своей судьбе прямо в нашу мойку, без всяких помех…
— Да, нервы у них крепкие, надо признаться, — отметила жена и промыла нефтью всю кухню. Муравьи исчезли. На двое суток. Мы тоже. После этой краткой передышки в борьбе шеренга возобновила свою работу как прежде, муравьи даже сделались более проворными.
Они обнаружили сироп от кашля, окружили его, пили допьяна и больше никогда не кашляли.
Жена оставила свои принципы и перешла на индивидуальное обслуживание, то есть обрекала на верную смерть сотни, а то и тысячи бойцов каждое утро.
— Это не помогает, — сказала она, прекратив геноцид, — они как китайцы…
Наступила пора огурцов. Жене кто-то сказал, что муравьи не терпят запаха огурцов, и она разложила кусочки вдоль всего маршрута, от входа, у ящика с хлебом, до мойки. Очень быстро выяснилось, что муравьи вышеуказанного договора не признают. Они в своей повестке дня перешли к огурцам, и некоторые из муравьев как будто открыто над нами насмехались.
Мы обратились в Управление муравьев с просьбой об инструктаже:
— Что делать?
— Ничего, — сказал генеральный директор, — у меня тоже муравьи на кухне…