– Не верю! Не может быть! То есть может, но только в кино! Там всегда именно так и происходит, но зритель понимает, что все это монтаж!
– Никакого монтажа, что ты! Ловкость рук!
– И никакого мошенничества? – прищурилась Котя.
– Абсолютно! Ребята вообще славятся кристальной честностью!
– Прямо-таки кристальной? – развеселилась она.
– Я вижу в твоих глазах недоверие. Обидно, слушай.
Игнат состроил обиженную моську и отвернулся. Котя прыснула от смеха.
– Прекрати, Игнат! Я скоро икать начну! У тебя вообще никаких актерских способностей!
– Ничего подобного! В школьном театре я всегда был на первых ролях.
– Чацкого играл?
– Ну нет. Не Чацкого. Это еще в начальной школе. Мы «Репку» ставили.
– И кем же ты там был?
– Ну привет! Как кем? Репкой, разумеется!
Он гордо выпрямился. Котя чуть не свалилась со стула.
– Чего ржем? – услышали они голос Ларика и повернулись к двери.
Тот вошел, стянул с лохматой головы шапку, собрался что-то сказать, да так и застыл с открытым ртом, глядя на стоящий на столе кокошник.
– Проходи, не стесняйся, – махнул рукой Игнат.
Ларик скинул куртку и, осторожно приблизившись, сел на стул.
– Это он?
– Он, конечно, – хмыкнул брат.
– Красивый, правда? – спросила Котя, блестя глазами.
Ларик покачал головой, разглядывая, потом потрогал пальцем и выдохнул:
– Так вот ты какой, северный олень.
Котя снова зашлась смехом и на этот раз в самом деле начала икать. Игнат бросился поить ее водой, она облилась, стала отряхиваться, он начал извиняться. Ларик смотрел на них, таких счастливых, и приходил к выводу: на этот раз все, кажется, наоборот.
Вовсе не Котя пала жертвой опытного ловеласа, как он боялся. Это ловелас и Казанова капитулировал. Бывает же такое!
А впрочем, так ему и надо! Не будет нос задирать, что он такой крутой и неприступный!
Ларик улыбнулся, довольный, и поинтересовался:
– И как он тут очутился? Неужели Обуховский с Алымовым явились с повинной?
Наконец переставшая икать Котя всплеснула руками.
– Ларик, ты не представляешь! Алымова развели просто как младенца! Он даже не понял ничего! Его остановили на дороге, и, пока разбирались, кокошник из саквояжа тю-тю! Он не заметил и уехал довольный!
– Ну потом-то все равно обнаружил пропажу!
– Конечно, но возвращаться не стал.
– Улетел, значит, в страну обетованную? Бедный Алымов! – расхохотался Ларик. – Представляю его рожу! Облез, наверное!
– Еще как! – присоединилась к его веселью Котя.
– Ну хватит вам, а то оба икать начнете, – строго сказал Игнат. – Надо подумать теперь, что с этим кокошником делать. Севе позвонить или дождаться, когда Аделаида из больницы выйдет?
– Лучше Аделаиде, – сказал Ларик, поднимаясь и вешая куртку в шкаф. – Только где она его теперь хранить будет? Комод засвечен, сейфа у нее нет, к тому же Славик все знает и, уходя в очередной запой, может снова покуситься на святыню.
– Да уж, – кивнула Котя. – Такие вещи надо в банковской ячейке держать.
– Пусть сами решают. Наше дело – вернуть кокошник владелице.
– Я предлагаю не ждать, когда ее выпишут, а отнести прямо в больницу, – предложила Котя. – Представляете, как она будет счастлива! У нее же из-за него приступ случился. Как увидит свое богатство, сразу на поправку пойдет.
– И пусть сама скажет, куда его прятать. Если что, ячейку в банке я готов оплачивать, – веско сказал Игнат.
Ларик потер руки.
– Ну а как насчет отметить это дело? Я не против шампанского.
– С шампанским тормознем, а вот от пельменей я бы не отказался, – с улыбкой ответил ему Игнат.
– Я сварю!
Котя подскочила и мигом унеслась готовить.
Игнат проводил ее глазами.
Ларик хитро на него посмотрел и хмыкнул.
Аделаида Петровна весь день прислушивалась к себе, пытаясь почувствовать признаки выздоровления. Вроде как все было хорошо, но почему-то она этого не ощущала.
Сева что-то не звонит. А Славик вообще пропал. После Нового года как уехал в свою командировку, так и не появлялся.
Конечно, она на них не обижается. У людей праздники, а тут в больницу ходить, старуху навещать. И чего она, в самом деле, разнылась? За ней хорошо присматривают, жаловаться грех. Немного погодя все в норму войдет, ее и выпишут.
Аделаида Петровна поерзала, устраиваясь поудобнее, и закрыла глаза. Жаль, что так получилось с кокошником. Сто лет семья его хранила, а она, старая, не уберегла. Как теперь встанет перед Лизонькой? Как в глаза посмотрит?
Сева, правда, сказал, что надежда есть. Только на кого надеяться, не пояснил.
На Господа разве? Так у него и без того забот не перечесть.
Незаметно для себя Аделаида Петровна задремала и, наверное, уснула бы крепко, но тут до ее ушей донесся негромкий разговор.
– Раз заснула, будить не дам. В коридоре подождите.
Сестра кого-то не пускает, догадалась Аделаида Петровна и подала голос:
– Не сплю я. Кто там? Пусть заходят.
Она ждала кого-нибудь из семьи, но, к ее удивлению, в палату вошел сосед и приезжая девчонка.
– Привет, Аделаида Петровна, как поживаешь? – улыбаясь, произнес Игнат, подходя к кровати.
Девчонка что-то пискнула и тоже подошла.
– Игнатушка, здравствуй, милый. Когда ты приехать успел?