Это большая удача, что он пришел в сознание и сохранил способность мыслить нормально. Вот только… подвижность может и не вернуться. Что же, он так и будет лежать тут – все слышащим и понимающим бревном, пока окружающие будут думать, что ему мозги отказали?!
Нет, такого не произойдет.
Андрей наверняка определит, что он пришел в сознание, проведет необходимые тесты. Андрей – толковый врач, он все сделает, чтобы поставить его на ноги. Да и сам Алексей Михайлович еще чего-то стоит, не совсем развалина! Он еще поглядит: может, этак постепенно, понемногу и придет в себя окончательно. Ведь валялся же без сознания неизвестно сколько времени. А теперь вот – слышит, понимает, запахи ощущает! – пионы эти чертовы, Лидия рассадила по всему саду, а у него всегда от их сладкого духа голова болела.
Пионы…
Значит, он дома.
Это хорошо. Это поможет.
А кто с ним разговаривает?
«Дедушка… Я не такая…»
Ася. Внучка. Он помнит. Прекрасно!
«Стервятники! Чуть не передрались из-за наследства, а ведь ты еще жив…»
Минуточку! А это что значит? Какое еще наследство? Кто чуть не передрался?
Воронцов испытывал мучительное в своем бессилии желание рвануться вперед, сесть на кровати, тряхнуть девчонку за плечи и выведать всю правду.
О ком она говорит? О его детях? Они, что же, съеха-лись к постели умирающего отца и тут же начали делить имущество?
Да нет, быть того не может!
Потомки у него, конечно, получились не самые удачные. Тут и спорить нечего. Ни один в медицину не пошел! Макс – тот еще недоумок, самому уже под сорок, а этот болван вечно ввязывается в истории – и вытаскивай его потом. Ника – красивая девка вышла, конечно, только вот ума, как у кошки. Но не злая, этого нет. Саша… Ну, Саша еще ничего, спасибо, стала человеком. Волевая, целеустремленная – это в него. На старшую у него времени еще хватало, пытался внести свою лепту в воспитание, это младших уже Лидка к рукам прибрала и испортила своим бабьим воспитанием. Саша – да, человек… Только вот холодная, чужая, родителей не ставит ни во что – самостоятельная. Ладно, и на том спасибо, что свою жизнь устроила.
Нет, не могут его дети, какими бы они ни были, начать при живом отце грызню из-за наследства!
Внучка еще что-то говорила…
Воронцов отмечал, что постепенно сознание возвращается все плотнее. Вот уже и слух стал лучше, голос Аси уже не прорывался сквозь ватную пелену, а звучал громко, четко, прямо над его ухом. Вот уже, кажется, и слабый свет стал пробиваться сквозь плотно сомкнутые веки.
Ничего. Ничего-о-о. Он еще всем покажет!
Девочка выскочила из комнаты через окно – судя по тому, как скрипнула оконная рама и пахнуло в комнату дождливой свежестью. От сквозняка дверь в комнату, скрипнув, приоткрылась, и стали слышнее голоса домочадцев.
– Ася в чем-то права, – донесся до старика голос старшей дочери, Александры. – Не по форме, конечно, я не оправдываю ее несдержанность, но по существу. Нет никакого смысла сейчас решать, что делать с домом. Вполне возможно, что ничего делать и не придется.
– А раньше ты, Сашенька, говорила, что происходит всегда тот вариант, который никто не предусмотрел, – поддела Вероника.
– А это, Никыч, было до того, как Саша узнала, что дом записан на маму, – ядовито отозвался Макс. – Теперь ей, конечно, нужна пауза, чтобы пораскинуть своими юридическими мозгами и решить, как она может вывернуть это в свою пользу. Ты погоди, мамик, наш адвокат дьявола еще на тебя в суд подаст.
– С какой стати? – Воронцов услышал голос законной супруги, звеневший горделивым возмущением. – Этот дом, если вы забыли, построил мой отец. И то, что мы оформили собственность на меня, абсолютно естественно.
– Неужели? – снова вступила Александра. – То есть это не на папины деньги здесь все перестраивалось? И не у папы на иждивении ты все эти годы жила? Ловко как вышло, что ты ему вроде как ничего и не должна.
– Я… – голос Лидии оскорбленно подрагивал. – Я всю свою жизнь положила на вас. И на вашего отца! Я отказалась от своей специальности, от своего призвания, чтобы заботиться о вас! Чтобы быть образцовой женой и матерью. Да где бы сейчас был ваш отец, если бы не я! Если бы я не поддерживала его, не мирилась с его характером, не гасила эти постоянные вспышки ярости. Не выслушивала, не поддерживала… Вы все с ним жили, неужели вы не знаете, каким тяжелым человеком он был? Да, конечно, знаете, вы же все, в конце концов, отсюда сбежали. А я осталась! И теперь ты еще смеешь меня попрекать! Утверждать, что я – какая-то нахлебница, бездельница. Да я на Алексея и на вас троих работала, как каторжная, чтобы воспитать из вас настоящих людей!
– Надо признать, этот твой проект не слишком удался, – устало вздохнула Александра. – Вряд ли настоящие люди стали бы грызть друг другу глотки из-за наследства еще не умершего отца.
– О, Сашенька включила благородство, – тут же вступил Макс. – Слушай, ну, если тебе все это так противно, если ты хочешь быть настоящим человеком – давай, просто подпиши отказ от наследства и избавься от всех контактов с нами, ненастоящими!