«Спасибо, ты нам очень помог», — сказал Толокно Феде. А что делать? Не говорить же мальчонке, что его показания еще более замутили и без того нечеткую картину убийства на Морской улице.
Усевшись за свой стол, Толокно выдвинул ящик, порылся в бумагах. После чего снял трубку телефона и позвонил ювелиру Христофору Кузьмичу. Спросил:
— Ерофеев случайно не левша?
— Левша! — отвечал Христофор Кузьмич.
— Вы не путаете?
— Да что вы! Когда рубил дрова, колун всегда держал в левой руке, а тесак в правой.
— Какой еще такой тесак?
— Стальной. От немецкого карабина.
«Вот, кажется, и орудие убийства нашлось», — подумал про себя Толокно.
— А где он, этот тесак?
— Поищите у него в халупе. Должно быть, там.
«Да мы все там обыскали, а нашли шиш с маслом», — хотелось ответить ювелиру, но Толокно удержался. Попрощавшись, повесил трубку.
Он посидел минуту в неподвижности, потом снова набрал номер. На этот раз у него состоялся разговор с медэкспертом. Толокно попросил выяснить, нет ли на левом виске Лысенкова следа от удара кулаком. Через некоторое время медэксперт перезвонил и подтвердил: да, есть небольшая гематома, не замеченная при первом осмотре.
— Так, — проговорил Толокно.
Теперь он задумался надолго. Утверждение Феди, что инвалид ударил Лысенкова кулаком в левый висок, подтвердилось, выходит, с уважением нужно отнестись и к другому его свидетельству. Он утверждал, что Лысенков после удара свалился на пол возле стола. Получается, что, очнувшись, он встал на ноги и двинулся по направлению к двери, где его и встретил неизвестный со стальным тесаком в руке. Кто это был — вернувшийся обратно Ерофеев, Игорь Коробов или еще кто-то — третий? Вот это и предстояло выяснить следователю Толокно.
Все последнее время Толокно не оставляло ощущение, что он ищет убийцу не там, где следует. Это подозрение переросло в уверенность после того, как удалось отыскать инвалида Ерофеева. Помог это сделать ювелир Христофор Кузьмич. Он позвонил следователю и, сказав, что по-прежнему свято верит в невиновность Тимоши, сообщил: тот собирался до своего отъезда в Москву на операцию сделать одно дело, «заплатить последний долг», как он выражался. Тимоша собирался поставить памятник на могиле одного солдата. Не исключено, что после объяснения с Лысенковым инвалид занялся этим.
— А где он собирался ставить памятник? — спросил Толокно.
Последовал четкий ответ:
— На сороковом километре Приморского шоссе.
В тот же день Толокно вместе с Люсиным выехал в указанное ювелиром место. Памятник — огромный белый валун у дороги — обнаружить оказалось нетрудно. А вот Ерофеева отыскали не сразу. Надорвавшись, устанавливая валун, он теперь в беспамятстве лежал в районной больнице. Как только Тимофей пришел в себя, Толокно с разрешения врача допросил его. Запинаясь и с трудом подбирая слова, Ерофеев рассказал о своей ссоре с Лысенковым, повторив почти в точности все то, что следователю уже было известно от Феди.
На вопрос, где находится тесак, которым он колол дрова, Тимоша ответил: на полке у двери.
Толокно поверил: очень может быть, что тесак и впрямь спокойно лежал на полке у двери, пока случайно не подвернулся под руку убийце.
Кто же этот убийца?
У Толокно была привычка: когда розыск заходил в тупик, он принимался философствовать. Как ни странно, отвлекающие, казалось бы, рассуждения не раз выводили его на правильный путь.
Из документов, из показаний свидетелей перед Толокно мало-помалу вырастал образ Лысенкова — фигуры зловещей, даже страшной. При всем своем желании казаться исключительным он был вполне зауряден, этот Лысенков, в нем угадывались черты целого явления — лысенковщины, как определил его для себя Толокно. Да, социальные корни Лысенкова уходили в далекое прошлое, он был порожден действительностью, которая давно ушла в небытие. Действительность ушла, а Лысенков остался. Он растворился среди других, себе подобных. Что скрывать, они еще есть, лысенковы, которые воспринимают окружающий мир и людей лишь как средства для удовлетворения своих безграничных и корыстных вожделений.
Но кто же все-таки и за что убил Лысенкова?
Жизненный опыт научил Толокно при встрече с незнакомыми людьми прежде всего определять для себя движущую силу их существования. У одних эта сила была со знаком плюс, у других — со знаком минус. Преступниками чаще всего оказывались вторые, те, кто ставил свой личный, эгоистичный интерес выше интереса всех остальных людей.
Ни Игорь Коробов с его остро развитым чувством справедливости и трогательной заботой о доброй памяти деда, ни калека Тимофей Ерофеев, не приемлющий подлости Лысенкова, — не отвечали представлению Толокно об убийце. Так стоит ли держаться за эти версии только потому, что других нет, а эти как бы сами просятся в руки?
Толокно сгреб протоколы допросов со стола, запер их в сейфе и поехал в гараж привольского завода.