Семейная тайна

Сначала воссоединение протекало неловко, поскольку все пытались найти тему для разговора, не затрагивающую Элис, но за ланчем расслабились, беседа потекла непринужденно, и Пруденс осталась довольна. У дяди были мамины глаза и широкая улыбка, она сразу прониклась к нему теплыми чувствами. Семья пока не сложилась, но начало было положено, и Пруденс не сомневалась, что приглашение заходить в любое время прозвучало от чистого сердца.

Это было истинным облегчением. Пруденс еще не знала, как поступить, но жизнь в особняке с каждым днем становилась все более невыносимой. Хотя она отчасти надеялась, что все вернется на круги своя после Пасхи, в душе ей было ясно, что прошлого не вернуть. Пора перестать праздновать труса и позаботиться о себе самой. Леди Саммерсет открыто выказала свои чувства, и Пруденс знала, что активные действия с ее стороны — вопрос времени.

Пруденс поспешно завернула за угол к черному ходу. Утром она никому не сказала, что идет в город, и сейчас торопилась проведать Викторию, которая в последний раз показалась ей расстроенной. Перед дверью стоял грузовой фургон, но Пруденс не обратила на него никакого внимания. При таком наплыве гостей продуктов было не напастись.

В коридоре она кивнула горничной и пожелала Стряпухе доброго дня. После рождественского бала прошло двое суток, и Пруденс старалась вести себя как обычно. Толку от этого, правда, не было. Прислуга никогда ее не примет.

— Тебе лучше поторопиться наверх и помочь молодым госпожам, — раздался за спиной голос Гортензии.

После праздника француженка охладела к Пруденс, что было неудивительно, коль скоро вскрылась враждебность графини. Пруденс не понимала лишь, почему камеристка вначале пыталась с ней подружиться.

— А что случилось? — спросила она.

— Пока ты шаталась по городу, из Лондона прибыли их вещи. У моей госпожи и так дел по горло, а тут, в придачу к гостям, привезли целый мебельный магазин!

— Там никакой не магазин, — возразил один из лакеев, как раз вносивший большой сундук. — Только личные вещи и разные мелочи.

— Чьи личные вещи? — Пруденс ощутила неладное.

— Твоих хозяек, чьи же еще, — фыркнула Гортензия. — Хорошая камеристка должна бы и знать.

— Я не камеристка, — отрезала Пруденс.

Расстегивая пальто, она устремилась по лестнице в Главный зал. Большинство гостей уже разошлись по своим покоям вздремнуть или принять ванну; остальные играли в гостиной в карты. Пруденс пренебрегла черной лестницей и воспользовалась парадной — кратчайшим путем до комнаты Ровены.

— Пруденс! — окликнул ее лорд Биллингсли, но она не остановилась.

Она уже обо всем догадалась, однако хотела услышать правду из уст Ровены.

Вся комната была заставлена сундуками и мелкой мебелью. Пруденс узнала хорошенький туалетный столик, который сэр Филип привез Ровене из Франции, и небольшое полированное кресло-качалку матери Ро и Вик.

Ровена стояла посреди своей золотисто-зеленой комнаты, ее красивое лицо исказилось от паники. Напротив, сжимая кулаки, застыла Виктория.

— Так что же происходит?

Высокий голос младшей сестры срывался — верный признак неминуемого удушья, если она не успокоится.

— Мне тоже хотелось бы знать, — присоединилась Пруденс, внешне спокойная, но внутри обезумевшая от страха.

— Простите. — Ровена побелела. — Я не хотела, чтобы это выяснилось таким образом.

— Выяснилось — что? — Виктория топнула ногой. — Если ты сейчас же не объяснишь…

Пруденс машинально подошла к Вик и положила руку ей на плечо:

— Дыши, Вик. Закрой глаза и делай мелкие вдохи. Мы узнаем, что происходит, но сначала восстанови дыхание.

Она растирала ей плечи малыми круговыми движениями, пока Виктория не последовала совету. Едва та закрыла глаза, Пруденс метнула взгляд на Ровену. Они застыли, глядя друг на друга. В глазах Ровены читалась боль, но также и стыд, и он ранил Пруденс сильнее всего.

Щеки Виктории порозовели, и она резко открыла глаза.

— Ты позволила ему продать наш дом. Разрешила и даже не соизволила сообщить нам. — Она прикрыла рукой рот и разрыдалась.

— Нет. Нет, я этого не делала. Дядя не продал дом, только сдал в аренду. Особняк все еще наш. Дядя говорит, что мы сами решим, как с ним быть.

Слова были правильные, но Пруденс заметила, что Ровена не двинулась с места, не обняла их, чтобы утешить.

— Отлично. Тогда поехали домой, — заявила Виктория. — Незачем ждать Пасхи. Мы можем отменить аренду.

Ровена промолчала. Пруденс рассмеялась — горько и до того враждебно, что остальные вздрогнули.

— Нет, не можем. Он сдал его в длительную аренду, правильно? Иначе ты бы давно рассказала все нам.

Голова Виктории вновь повернулась к сестре.

— На какой срок он сдал дом? Сколько нам ждать, пока не сможем решить?

Ровена уставилась в пол, как будто надеялась прочесть ответ на новом ковре.

— На семь лет, — наконец выдавила она.

— Семь лет?! — крикнула Виктория. — Семь лет?

По щекам Пруденс потекли слезы, вызванные скорее предательством сестры, нежели потерей дома.