Семейное дело

Бруджа понял ещё несколько недель назад, когда Эльвира освободила его в их доме. Она открыла крышку фляги, Пётр вылетел, трансформировался из тумана в тело, прошёлся по гостиной, вышел на террасу-причал, постоял, слушая едва различимый плеск Тёмного озера, увидел городские огни на том берегу и понял, что его сюда тянуло.

По-настоящему.

Он знал здесь каждую улицу, каждый дом. Не новостройки, но старые камни, те, что в основании, что помнили Озёрск древним. Облик города менялся, но основа оставалась прежней, как ни крути, как ни заливай её кровью или ядом — основу убить трудно. Основа держит. И Бруджа знал фундамент, на котором покоился Озёрск, и не испытывал к его камням ненависти, не считал проклятыми.

И уезжая — скучал.

Только теперь он понял, что за чувство сверлило его в Скандинавии и Америке, в Африке и лабиринтах Сингапура — ностальгия. Город, который он хотел ненавидеть, сожрал его душу и тянул к себе.

И Пётр тянулся.

«И эта церковь… — Вампир поднял глаза на крест. — Церковь Архистратига Михаила».

Тогда, в двадцатом, она показалась красивой. Во время войны Бруджа помнил её потрёпанной, даже обшарпанной, как некоторые нынешние дома. А сейчас отреставрированная церковь вновь выглядела как новенькая.

«Всё движется по кругу…»

От рождения к смерти, в жизнь через прах, поднимаясь через самую нижнюю точку и никак иначе, потому что крутится запущенное Спящим Великое Колесо, смеясь над теми, кто утверждает, что что-то может остановиться…

«Какая разница, что куда крутится? Я должен спасти отца. Я обязан!»

Бруджа повернулся, намереваясь вернуться к оставленному ещё у школы мотоциклу, и вздрогнул — поперёк главной площади Озёрска брёл, слегка пошатываясь, Красная Шапка.

КРАСНАЯ ШАПКА!

Всё как положено: кожаные штаны, кожаная жилетка, грубые башмаки, тяжёлый пояс, правда, без оружия, татуировки на всех открытых свежему воздуху частях тела и красная бандана на лысой голове.

«Откуда здесь Шапка?!»

Обалдевший вампир накинул на себя морок, стал невидимым для окружающих и сделал несколько шагов вслед за дикарём. Вовремя сделал, чтобы услышать обращённый к Шапке возглас:

— Добрый вечер, Газон! А я всё думаю, куда вы запропастились?

* * *

— Здравствуйте, Газон, — поприветствовал дикаря интеллигентный слесарь Столяров. И даже привстал со скамеечки. — Давненько вас не было видно.

— Мы вроде на «ты», — припомнил остановившийся дикарь.

— Как вам будет угодно.

— Во… Угодно будет так, мля! — Газон крутанул башкой и растопырил лапы. — Здорово, брателло!

— Здравствуйте.

Несколько секунд далеко не богатырского сложения Шапка крепко тискал ещё более щуплого знакомца, после чего отпустил и осведомился:

— Скучал по мне?

— Не без этого…

В действительности они снова, как намагниченные, притянулись друг к другу. Николай Матвеевич в очередной раз оказался без собутыльника и печально цедил коньяк из новой фляжки, сидя на неприметной лавочке неподалёку от дома. Выпивать рядом с местом жительства слесарю не позволяло воспитание, а выпивать в квартире — скука. Николай Матвеевич отчаянно нуждался в собеседнике, и таковой неожиданно объявился.

Потому что Газон целенаправленно шёл именно к Столярову, резонно предположив, что самый грамотный из его местных знакомцев должен всё-всё-всё знать о старом кладе.

— Изволите глотнуть?

— Я сегодня не пустой, — с гордостью сообщил Шапка, протягивая слесарю бутылку виски. — Сам глотни!

— С удовольствием.

— И закуску тоже.

Газон щедро вывалил нарезку ветчины, сыра и хлеба, превратив лавочку в стол и вызвав законный вопрос:

— На работу устроились?

В другой раз подобное предположение вызвало бы у Шапки бурный гнев, но сейчас вопрос оказался тесно сплетен с интересующей дикаря темой, и он не только ответил, но даже добавил несколько необязательных подробностей:

— Ага, устроился. Я теперя на курорте новом, что вместо графьёв строят, охраной вштыриваю.

Несколько секунд Николай Матвеевич переводил услышанное, после чего уточнил:

— Сторожем на стройке Чикильдеевых?

— Ага.

— Поздравляю.

— Выпьем!

— Ну, раз повод есть…

— Поводов столько, что скоро поводок треснет… — Газон помнил, что в плане выпить его человский приятель выносливостью не отличался, и после второго глотка поспешил перейти к делу.

— Мне тама, у графьёв этих, все уши прожужжали насчёт сокровищ древних… — произнёс он, аппетитно уплетая ветчину. — Которые царский ещё режим от народа поныкал…

— Клада графини Юлии?

— Ага.

— Есть такое дело, — согласился слесарь, надкусывая сыр.

— Народ тама аж слюнями исходит весь. Как будто клад этот прям под ногами валяется, — вальяжно продолжил Газон, внимательно следя за выражением лица собутыльника. — Типа нужно только взять его.

— Сто лет уже берут, — хмыкнул слесарь. — Да всё никак не доберут.

— Так он есть? — взвился Шапка.

— Говорят.

— И не видел никто?

— Увидели бы — так нашли.

— Мля… верно. — Газон сложил два и два и восхитился умом слесаря. — Как если найти, так сразу украли бы — народ у нас тот ещё… в этом плане совсем ненадёжный.