Семейное дело

— Вы говорили непозволительно грубо, — резко заметила Лера.

Она думала, что сын главного местного богатея её одёрнет, но тот даже ухом не повёл.

— Так я и не педагог, — вальяжно улыбнулся Анисим. — Я тут случайно.

— А раз случайно, то не надо было влезать в разговор, сама бы справилась.

— Хорошо, больше не буду, — пообещал мужчина.

— Что?

— А что вы хотели услышать?

Несколько секунд опешившая девушка смотрела в голубые глаза Чикильдеева, после чего нехотя протянула:

— Это и хотела.

— Очень хорошо, — вновь улыбнулся тот. И протянул руку: — Меня зовут Анисим.

— Лера… Валерия.

— Очень приятно.

— Мне тоже.

— Но Лера мне нравится больше. Вы позволите называть вас именно так?

— Лерой?

— Вам ведь тоже так больше нравится?

«А он напорист…»

— Да, мне так нравится.

— Вот и договорились.

— Пусть так. — Девушка с независимым видом положила руки в карманы брюк и осведомилась: — А что это вы в школу зашли?

— Решил на аттестат зрелости досдать.

— Правда?

— Вы действительно столь наивны? — Анисим легко, не обидно, рассмеялся и тут же объяснил: — Мне от папы тут должность досталась — председатель попечительского совета, заезжал к Софье Петровне… В том числе — поговорить о финансировании вашего кружка.

— То есть вы занимаетесь благотворительностью?

Лера вела себя на грани фола, однако Чикильдеева её поведение не задевало. Или же он старательно прятал возможное раздражение.

— Я — синица в руках вашей директорши.

— Или золотая рыбка в её аквариуме.

— Всё, что моя семья делает для школы, мы делаем добровольно и с удовольствием, — сообщил Анисим. — Мы все тут учились, и Софья Петровна была моей классной дамой.

— Поэтому Цыпа её не трогает?

— И поэтому тоже, — не стал скрывать Анисим.

— Почему же остальных задирает?

— Потому что школа без хулигана — не школа.

— Вы были таким?

Она думала поддеть Чикильдеева, но получила неожиданно правдивый ответ:

— Какое-то время. — Анисим выдержал короткую паузу, словно вспоминая шебутное детство, и сменил тему: — Валерия Викторовна, вы знаете, что о вас легенды ходят? Мол, появилась красивая учительница, катается на мопеде с распущенными волосами, как ведьма…

— Как ведьма? — мгновенно среагировала Лера.

— Красивые женщины часто оказываются ведьмами. — Анисим подмигнул девушке. — Вы разве не слышали?

— Так будьте осторожнее, — не осталась в долгу Лера.

— Спасибо за предупреждение… Можно вопрос?

— Кто будет позировать?

— Нет, я в кружок не пойду, у меня ни разу не проявился талант к рисованию… — Анисим потёр кончик носа. — Скажите, зимой вы тоже будете на мопеде кататься?

— Буду пешком ходить.

— Далековато до школы добираться.

— Знаете, где я живу? — прищурилась девушка.

— Городок у нас маленький, все всё обо всех знают.

— Ну и ладно, знайте, — Лера повернулась к мужчине спиной, — Анисим Андреевич…

— Что? — встрепенулся тот.

— Ничего…

* * *

Ничего не изменилось.

Вместо брусчатки — асфальт, но это почти везде. Это в Европе стараются по возможности сохранять, а на Руси всегда стремились к новому, ломая при этом старое, и новомодный асфальт потёк меж старинных домов старинного города… Привычно… Ещё появилась пара новых домов, пара старых… В смысле, новых — совсем недавних, а старых — построенных ещё раньше, но после того, как Бруджа появлялся в Озёрске в прошлый раз. Причём настолько «после», что успели обветшать до совершенно неприличного состояния.

Но эти коробки не жаль.

А вот дома действительно знаковые, которые Пётр помнил хорошо и с которыми обязательно «здоровался», приезжая в город, эти дома и сейчас выглядели прилично. За ними ухаживали. Реставрировали.

Школа, построенная на средства купца 1-й гильдии Дорофеева, — в центре города, обнесённая садом, с высокой крышей и большими окнами. Красавица краснокирпичная — стоит. Бадеевская больница — созданная и содержавшаяся на средства промышленников Бадеевых — на месте. Озёрский музей — не в честь города, как считалось теперь, а открытый подвижником графом Александром Александровичем Озёрским ещё в одна тысяча восемьсот двадцать первом году. Первоначально граф хотел увековечить память озёрцев, проявивших мужество и героизм в Отечественной войне, как дворян, так и солдат, но потомки его экспозицию расширили, и теперь музей рассказывал о многих поколениях действительно заслуженных местных. Музей на месте, никуда не делся. У дверей табличка: «Отреставрирован на средства семьи Чикильдеевых». Появились, значит, новые купцы в Озёрске.

И хорошо.

Потому что если дома на месте, значит, и город на месте.

И он, одинокий и потерянный, пытающийся исправить старую ошибку масан… И он на месте.

Всё, как тогда…

Тогда, в двадцатом, он приехал в Озёрск на пару месяцев, на разведку, посмотреть, что способна противопоставить фата Юлия, подготовить визит кардинала. А получилось так, что приехал на без малого сто лет. Чуть ли не на всю жизнь. Проклятый город отнял самое дорогое — отца — и не планирует отдавать.

Но почему проклятый?

Бруджа неожиданно понял…

Не сейчас, отнюдь, не сейчас, в одиночестве прогуливаясь по старым улицам… Нет.