Семейное дело

— О бог мой, — испугался он. Мириам уставилась на него сквозь туманную дымку боли. — Я принесу вам кресло-каталку. Пожалуйста, постарайтесь не двигаться.

Потолок лениво планировал прямо ей на голову. Мириам ощутила болезненную слабость и сонливость. Голова раскалывалась. «Мигрень или последствия наркоза?» — подумалось ей. Молодой щеголь со шпагой, неуместно торчавшей из-под его пиджака, наконец-то вернулся с креслом-каталкой и в сопровождении мужчины в зеленом докторском халате. Вдвоем они подняли Мириам и усадили в кресло, свалив, как мешок картошки.

— Ой-ой-ой, — негромко простонала она.

— Вы сильно ударились, — сказал ее посетитель. Он шел рядом с креслом. Наверху проносились полосы света, по обеим сторонам мелькали закрытые двери. — Как вы себя чувствуете?

— Отвратительно, — удалось выговорить ей. Теперь боль в руке и в голове пульсировали синхронно. — Кто вы?

— Не сдаетесь, да? — заметил он. Кресло повернуло за угол; впереди открывался новый коридор. — Я Роланд, граф Лофстром. Теперь я, как говорится, отвечаю за ваше благополучие. — Кресло остановилось перед полированными панелями из нержавеющей стали — это был лифт. За дверями громыхнули механизмы. — Вы должны были проснуться не в этом изоляторе. И оказались там из-за ошибки исполнителей. Все лично ответственные за это наказаны.

По спине Мириам пробежал холодок, прорезавший дымку боли.

— Я не хочу знать, как вас зовут, — пробормотала она. — Я хочу знать, что вы за люди. Мои права, черт возьми.

Двери лифта открылись, и второй мужчина вкатил Мириам внутрь. Роланд встал рядом с ней и знаком отпустил помощника. После этого он нажал на кнопку где-то за ее головой. Двери закрылись, и лифт начал подъем, но через несколько секунд остановился.

— Похоже, вы заблуждаетесь, — повторил он. — Вы все время интересуетесь своими правами. Вы имеете в виду «правило Миранды»,[7] да?

Она попыталась поднять глаза и взглянуть на него.

— Что?

— Здесь оно не в ходу. Совершенно иные законы, вы же знаете. — Его улыбка, сопровождавшая эти слова, глубоко потрясла Мириам.

Двери лифта открылись, и молодой человек выкатил Мириам в тихий, застланный коврами коридор без единого окна… Лишь по обеим сторонам виднелись редко расположенные, как в дорогом отеле, многочисленные двери. Он остановился у третьей с левой стороны, толкнул ее, открывая настежь. Затем развернул кресло Мириам и вкатил его в комнату.

— Вот. Разве здесь не лучше, чем в той каморке?

Мириам обеими руками надавила на ручки кресла, вздрагивая от боли в правом предплечье.

— Чертовщина. — Она огляделась. — Это явно не госучреждение.

— Позвольте-ка. — Он взял ее под локоть, и на этот раз она не отстранилась. Роланд держал крепко, но не больно. — Это главная гостиная вашего номера. Вы заметите, что окна на самом деле не открываются и сделаны из закаленного стекла, ради вашей же безопасности. Ванная вот за этой дверью, а там, дальше, спальня. — Он показал. — Если вам что-нибудь понадобится, поднимите трубку белого телефона обслуживания. Если понадобится медицинская помощь, врач всегда дежурит. Полагаю, вам нужен час, чтобы прийти в себя, освежиться и переодеться. А в свое время состоится, соответственно, и встреча, и беседа.

— Где я? Что вы за люди?

Роланд наконец-то нахмурился.

— Перестаньте притворяться, будто ничего не понимаете, — сказал он. — Нет смысла убеждать в этом окружающих. — Задержавшись в дверях, он добавил: — Война закончилась, и вы знаете это. Мы победили двадцать лет назад. — Дверь за ним закрылась с решительным щелчком, и Мириам, схватившись за дверную ручку, ничуть не удивилась, обнаружив, что та свободно провернулась. Узницу заперли.

* * *

Шаркая, Мириам поплелась в отделанную белым кафелем ванную, сощурилась от света, а затем тяжело опустилась на унитаз.

— Вот черт, — пробормотала она, не веря своим глазам. Обстановка напоминала дорогой отель… ужасно дорогой, предназначенный для шейхов, дипломатов и миллионеров. Пол гладкий, из очень качественного итальянского мрамора, если она хоть что-то понимала в каменных полах. Раковина выплавлена из толстого зеленого стекла, а трубы и краны источали невероятно глубокий блеск — ярче могла быть только позолота. Сама ванна представляла собой огромную раковину с зубчатым краем, вмонтированную в пол, белую, блестящую, с голубыми и зелеными сигнальными лампочками между хромированных водяных кранов. Множество пушистых полотенец и, под стать им, банных халатов висели над корзиной с туалетными принадлежностями, дожидаясь хозяйку. Мириам были знакомы некоторые из представленных там торговых марок. Она даже пользовалась такими гелями и прочим, когда испытывала тягу к расточительству. Один только шампунь обходился до ста долларов за флакон.

«Правительство тут определенно ни при чем, — решила она. — Я знаю людей, которые заплатили бы огромные деньги за то, чтобы их заперли здесь!»