Семейное проклятие

– Только биологическая мать Зои – все равно я. Генетическую экспертизу уже проводят. И договорчик между мной и тобой – помнишь, мы в клинике Милены Михайловны заключали? – сохранился в целости и сохранности. Все, все, не раздувайся, как жаба. Я прекрасно знаю: да, отказ от ребенка в мою пользу ты не подписывала. И в свидетельстве о рождении мать Зои ты. Оспорить сей факт сложно. – Сделала паузу. Подмигнула: – Но мы – в открывшихся обстоятельствах! – попробуем.

И тут же сменила насмешливый тон на гневный:

– Ты понимаешь хотя бы, что у девочки талант исключительный? Она – золото, самородок! Такие один раз в сто лет рождаются. А ты ее держишь в глуши, водишь в обычную школу, вокалу не учишь!

– Она ходит в музыкальную школу уже второй год.

– Ой, да чему там ее могут научить – в твоем убогом Калядине? Тогда как я в состоянии дать ей все. Нанять лучших педагогов. Отправить учиться в Милан!

Аля уже из последних сил сдерживалась. Однако постаралась взять себя в руки:

– Вера, чего ты от меня хочешь? Чтобы я написала отказ от ребенка в твою пользу – сейчас?! Ты же прекрасно понимаешь: этого не будет. Ни за какие деньги. Ни при каких обстоятельствах.

Думала хотя бы слегка поколебать уверенность Бородулиной, однако этого не произошло. Вера хладнокровно парировала:

– А ты у самой Зои спросить не пробовала? Где – и с кем – ей лучше?

– Вера, я даже обсуждать это не хочу, – повысила голос Аля.

– И очень зря, – поджала губы подруга. – Вот, кстати, ознакомься. Заключение органов опеки.

И швырнула на журнальный столик пару машинописных листков.

Аля пробежала глазами текст. Что за безумие? «Акт первичного обследования условий жизни и воспитания несовершеннолетнего»… Бытовые условия – все изумительно. «Происходит всестороннее развитие ребенка, девочка посещает частные уроки музыки, вокала, сценического движения». Да еще и «опросом Кузовлевой З.В. установлено, что дочерней привязанности к воспитывающей ее Кузовлевой А.С. она не испытывает и возвращаться в Калядин не хочет».

Алла Сергеевна отбросила бумажонки, криво улыбнулась:

– Сколько ты за них заплатила, Вера?

– Нисколько, – лучезарно улыбнулась собеседница. – Сотрудники опеки просто описали реальное положение вещей.

И чем ей отвечать на такую наглость?

А бывшая подруга совсем разошлась, еще и укоряет:

– Охота тебе, Алла, мучить ребенка? Чтоб девочка на суде присутствовала?

– Ты говоришь, ребенка мучаю я?

– Но ты ведь понимаешь, – кротко улыбнулась Вера, – что просто так я не отступлюсь. И аргументы у меня серьезные. Генетически мне Зоя родная – раз. Бытовые условия с твоими не сравнить, это два. Развивать ее талант можно только в Москве – это три. Ну и денег у меня больше. Намного больше, чем у тебя.

– Вера, сколько бы денег у тебя ни было, ни один суд не посмеет отобрать у меня ребенка, которого я родила и до семи лет растила!

– Слушай, ну чего ты уж так вцепилась в нее! У тебя же есть еще Настя, на нее я, разумеется, не претендую!

– Все, Вера, хватит. Зоя – мой ребенок, и делить ее с тобой я не собираюсь.

Аля поднялась.

– Ну и дура, – пожала плечами Вера. – Все равно ничего не добьешься. Только нервы истреплешь. Зоиньке и себе. Давай, – горько усмехнулась, – приезжай вечером с полицией. Попробуй взять мой дом штурмом. Но учти: мы будем защищаться.

И столько непоколебимой решимости было в ее лице, что Аля растерянно пробормотала:

– Послушай, Вера, я никак не пойму, что за муха тебя вдруг укусила? Ты же за целых семь лет ни разу даже не поинтересовалась, как Зоинька живет! Не то что приехать, фотографии ее не попросила прислать! Впервые увидела свою – как ты говоришь! – дочку только на этом конкурсе. Неужели у нее такой талант, что ты готова на все, лишь бы заполучить ее в свои руки?

И совершенно неожиданно увидела, как Вера презрительно усмехается:

– Да ладно! Какой там у нее особенный талант. Да, голосок неплохой. Но в Анну Нетребко не вырастет, это уж точно.

– Но зачем тогда?..

Вера на секунду задумалась. Потом пожала плечами:

– А, ладно. Все равно узнаешь. Все дело в Игоре.

– Игорь? Но он же пропал без вести?

– Нет, дорогая. Игорь мертв, это выяснилось совсем недавно. После него осталось громадное наследство. И я – как хорошая мать! – Вера ослепительно улыбнулась, – приложу все силы для того, чтобы Зоинька унаследовала абсолютно все деньги своего подлинного отца.

* * *

Секретарша позволила неслыханное: заглянула в кабинет Милены Михайловны в тот момент, когда она пациентку на кресле осматривала. Больная сразу в краску, инстинктивно потянулась прикрыться. И без того психотравмирующий фактор – кому приятно услышать диагноз «бесплодие»? – а тут еще и кабинет превращают в проходной двор, будто в районной больничке.

– Простите, пожалуйста, и одевайтесь, а я через минутку подойду, – пробормотала врач.

И напустилась на сотрудницу:

– Сколько вас учить: никогда не врывайтесь во время приема!

– Простите. – Секретарша покаянно прижала руки к груди. – Но там Кузовлева пришла. Плачет, скандалит.

Кузовлева? Сердце Милены екнуло.