Княжеские хоромы оказались занятным лабиринтом. Двор, огороженный частоколом, с массивными воротами, обитыми кованым железом. На дворе сумасбродица хозяйственных построек: конюшни, псарни, коровник даже, тут же открытые кухни для челяди. В дальнем конце будки с отхожими местами, а рядом с ними — темница-колодец с пристроенной сверху пыточной, ныне, к счастью, пустующей. На пороге приглашающе распахнутой двери уютно рассиживался княжеский палач, заплечных дел мастер, блаженно щурился на солнышко. А нет, показалось, не щурился — просто одного глаза у него не хватало. Лукерья также отметила его усохшую руку, подвязанную в болтающемся рукаве рубахи. Калека, и других калеками делать любит? Ведьму аж передернуло от такой мысли, она торопливо ускорила шаг, чтобы быстрее пройти мимо.
Сами хоромы вырастали из большого дома с парадными палатами, как опята из пня: пристройки, надстройки, островерхие башенки, терема с замысловатыми кровлями «бочонками», с балкончиками-гульбищами. И всё это соединялось внешними галерейками, переходами, лестницами. Без провожатых Лукерья здесь точно заплутала бы.
Княгиня, взволнованная, ломающая нервически пальцы, дожидалась травницу на высоком крыльце. Лукерья криво усмехнулась — какая честь! Пришлось ведьме в пояс кланяться молодой жене Рогволода и ее барыням, приличия обязывали. Княгиня оказалась женщиной милой, в ответ соблаговолила кивнуть, взяла знахарку под локоток, торопливо повела в покои, по пути сбивчиво расписывая симптомы кишечного расстройства своего оболтуса, словно то был не понос, а чума заморская. Лукерья не перебивала, делала вид, будто внимательно слушает, охала в нужных моментах. Сама же пыталась запомнить дорогу обратно, вдруг пригодится. В узких галерейках процессия вынужденно растянулась длинным хвостом: впереди княгиня и травница, за ней боярыни по степени доверия и по родовитости, за ними служанки и босоногие девчонки на посылках.
На одном из длинных балконов, опоясывающих центральный терем, они столкнулись с долговязой девицей в парчовом сарафане. Та задумчиво облокотилась о перила и устремила взгляд вдаль. Лукерья краем глаза отметила, что с высоты впрямь открывается чудесный вид, грех не полюбоваться: город точно игрушечный, зеленые склоны и прибрежные луга, синие просторы Сестрицы, в чьей спокойной глади вод отражаются белые горы облаков. И даже левый берег виднеется на горизонте. Красота! Только девушка была явно не из свиты княгини. При виде хозяйки дворцовых хором девица вздрогнула, поклонилась да и замерла с низко опущенной головой. Жена Рогволода Всеволодовича поджала губы, кивнула в ответ — и поспешила дальше, постаравшись пройти мимо девушки так, чтобы юбками не соприкоснуться, что было довольно затруднительно из-за ширины юбок и узости балкона.
Лукерья же, которую княгиня тянула за локоть, заставляя не сбавлять шага, смотрела на замершую красавицу, не отрывая глаз, пусть пришлось шею вывернуть, оглядываясь. В груди ведьмы гулко заколотилось сердце:
— Мир! — шепнула она одними губами.
Красавица бросила на нее быстрый взгляд исподлобья и отрицательно покачала головой.
Уходя, Лукерья услышала робкий оклик:
— Дарья Адриановна, прошу вас!
Одна из старших барынь оставила свое место в «процессии», подошла к девушке, снисходительно спросила:
— Что тебе, Мирославушка?
— Это с матушкой-княгиней кто? Знахарка?
— А тебе зачем? Приболела? Али понесла наконец?
Дальше Лукерья не услышала — свита затопотала по лестнице. В толчее слишком громко начали шушукаться между собой, не стесняясь присутствия княгини:
— Неужто впрямь понесла?
— Бедная девка, убьет он ее, точно пришибет, как и прежнюю полюбовницу! И ребеночка придавит, и ей не жить!
— Рогволоду Всеволодовичу ублюдки не нужны. Иной бы князь радовался, что он такой плодовитый, что у наследника будут единокровные братья, которых можно воспитать помощниками и верными соратниками. Нет же, нашему князюшке везде заговоры мнятся. И так полюбовницу лупит, я слыхала, а ежели прознает, что отяжелела по неосторожности — как бы своей рукой живот ей не вспорол да в реку не выбросил, как рыбу потрошеную.
— Замолчите, дуры! — не выдержала княгиня, шикнула на разошедшихся квочек, а сама губы кусает.
Лукерье чудилось, что она попала в какой-то странный сон. Неправда это всё, не может такого быть. Драгомир сейчас дома, при отце, в безопасности. Яр никогда такого не допустит, не позволит сыну уйти… Да как уйти! — в бесчестии погрязнуть! Лукерья отказывалась верить увиденному и услышанному, ее младшенький слишком невинен и чист душой, чтобы соблазниться сомнительной радостью сделаться княжеской любовницей. У нее это всё просто не укладывалось в голове!..