– Мне кажется, - вклинился в разговор отец Георгий, - что вы должны еще кое-что рассказать Елизавете Павловне. Какова ее роль во всем этом? Она – принцесса крови? Или… - охранитель осекся. Посмотрел сначала на Элизу, потом на фон Рауха и снова вернулся взглядом к хозяйке дома. – Господи Иисусе… Святая Мария… как я сразу не понял?! Вы ведь еще над раненым канцлером фактически признались!
- В чем?! – спросил фон Раух.
- Что не поняли?! – воскликнула Элиза. Она вскочила с кресла и встала рядом с фон Раухом над кушеткой отца Георгия.
- Я вспомнил тот день, когда Павел Лунин покушался на жизнь канцлера. Тогда вы, господин фон Раух, повели себя немного странно. В том числе назвали… настоящую матушку Елизаветы Павловны - «Лиза» и заверили присутствующих, что обе дамы на одно лицо. Допустим, у вас прекрасная память, но такая фамильярность – признак близости. Теперь понятно, почему в день покушения вы, Меч Императора, были мыслями где-то далеко и не выставили меня из комнаты с ранеными. И понятно, почему прикрыли дело – чтобы защитить вашу дочь. И почему Павла Лунина сняли с плахи… – Охранитель торжествующе обвел их взглядом, - а еще вы очень похожи. У вас одинаковые глаза.
- Ой, – спустя несколько долгих секунд, сказала Элиза.
- Ты не принцесса, - развел руками фон Раух. – Извини. Императорской крови нет ни у Луниных, ни у меня.
- П-простите, - пробормотала Элиза, отступая к дверям, - это так неожиданно… мне… нужно…
Она выскочила за дверь, прислонилась спиной к стене и прикрыла глаза.
Новость предстояло как-то осознать.
Георг фон Раух сохранял непроницаемое выражение лица. Он прошелся по комнате, подал отцу Георгию стакан с водой, почистил апельсин, разломал на дольки и предложил епископу угощаться.
- У вас есть еще одна блестящая догадка, Ваше преосвященство, - сказал кавалергард. – Это не вопрос, это утверждение.
- О чем? - простонал охранитель, почти не приукрашивая свой вид старого измученного человека.
- О принцах. Бельский не при чем, несмотря на проявившееся благословение. Кстати, любопытный момент, его ближайший коронованный предок – прадед. Либо у нас очередной бастард, либо кровь Мстислава проявилась через пару поколений. Но это сейчас не важно. За Бельским присматривают с прошлого лета, никаких контактов с церковниками у него не было. Не годится бывший Кентавр Гарца в кандидаты на имперский трон при протекции жадных до власти иерархов. Он сейчас вообще мало на что годится… Тогда кто?
Отец Георгий молчал.
Фон Раух преувеличенно-тяжело вздохнул.
- Вы всерьез считаете, что я кинусь отрывать голову благословленному?
- Я вас боюсь, - спокойно сообщил охранитель. – Поджилки трясутся. И глупею сразу же, как вас вижу. Оставьте старика.
Вечером, когда Казимир (теперь – навсегда Казимир) ускакал на дареном жеребце, гвардейцы разместились кто в палатках у стен замка, а кто в деревне, а отец Георгий наконец-то забылся беспокойным сном, Элиза отправилась искать Герду. Кошка часто куда-то забиралась, но теперь, когда ползамка лежало в руинах, Элизе не хотелось надолго выпускать ее из поля зрения.
Она привычно обошла самые любимые кошкой закоулки, но обнаружила в своей постели. Пятнистая тонколапая кошечка уютно устроилась в компании со смутно знакомым большим черно-белым котом. Они лежали неподалеку друг от друга на шерстяном покрывале и выглядели очень мирно. Кот повернул голову к Элизе, зевнул, потянулся и снова свернулся клубком. Блеснул серебристый ошейник – аксельбант.
Элиза погладила обоих и спустилась вниз.
Пора было поговорить с… отцом?
Кавалергард стоял у развалин стены. В лунном свете его лицо казалось мертвенно-бледным, как будто вылепленным из серого воска. Элиза стояла неподалеку и не решалась подойти ближе, заговорить, спросить…
- Это были, наверное, самые безумные недели в моей жизни, - негромко сказал фон Раух, так и не обернувшись к Элизе. - Нужно было тайно доставить Ульриха за перевал и как-то там устроить. Елизавета занималась организационными вопросами и деньгами, я был охранником… Не знаю, что на нее нашло. Может быть, действительно вспышка, как она говорила? Или блестящей фрейлине стало скучно в дороге? Или, может быть, хотелось позлить вечно ноющего Ульриха? Я не знаю, - повторил он. - Скорее всего, все вместе. Мы спокойно доехали до Гнездовска, мне нужно было возвращаться в Империю, а она осталась завершить дела. А потом было известие о смерти. Не буду врать, что обезумел от горя, скорее это было недоумение – как так? Такая молодая, полная жизни, сил… И гроб. У меня мысли не возникло, что есть ребенок, я был уверен, что бесплоден. Елена Лунина на похоронах была с огромным накладным животом, а через пару дней они с мужем объявили о рождении дочери. Никому и в голову не пришло, что ты – дочь Елизаветы. И… моя. Я понял, только когда ты лихо телепортировалась в ратуше. Надо сказать, это стало большим сюрпризом.
- Я… что?! – почти крикнула Элиза.
- Телепортировалась. А потом остановила кровь из отрубленной руки Павла Лунина. Впечатляюще выглядело, мне стоило большого труда не дать охранителю в тебя вцепиться.