Рейтары вернулись к прерванному ужину — соседство с мумией не испортило аппетит бравым воякам. Стражники попросили всех присутствующих дождаться приезда охранителей и ушли в подсобные помещения — опрашивать работников «Моста». Настя и Эрик сидели рядом с Элизой, ожидая распоряжений.
Только купец с приказчиками куда-то делись. Видимо, поднялись в свои комнаты — стражники точно не выпустили бы отсюда никого из свидетелей.
Юлия пересела на другой диванчик, задумчиво пила что-то и гладила перебравшегося к ней на колени серого кота. Она почувствовала взгляд Элизы, кивнула ей и отсалютовала бокалом.
Эрик наклонился к уху Элизы и негромко сказал:
— Барыня, не беспокойтесь. Судя по всему, кровосос просто удрать хотел, а не на вас кинуться. Тут почему-то магия вырубилась, вся его маскировка пошла псу под хвост, вот и попытался мертвец ноги унести, — усмехнулся он. — Да не вышло.
— И что он забыл в ресторане с серебряными столовыми приборами? — спросила ему в тон Элиза просто чтобы сказать хоть что-то.
— А вы, барыня гляньте, что он ел, — кивнула Настя на угловой столик. — Горячий шоколад в фарфоровой чашечке и вяленые фрукты на деревянных шпажках. Серебро ему трогать было без надобности, зато прикрытие отличное. А говорят, мертвые вкуса не чувствуют…
Элиза слабо улыбнулась. Настя произнесла слово «шоколад» мечтательно, как будто катая по небу густую сладость. Ведь они так и не успели поужинать…
— Настасья, — велела Элиза, — поторопи на кухне, пусть уже несут нашего поросенка или что там у них есть. И шоколада спроси, не весь же они вампиру отдали. Эрик, ты как?
— Порядок, барыня. Хоть сейчас в драку.
— Хорошо. Как поешь — куртку гостиничной горничной отдай, пусть зашьет, пока совсем не расползлась. Подержи Герду, перенервничала кошка.
Элиза открыла сумочку с документами, которую постоянно носила с собой. Перебрала пальцами бумаги, достала рисунок и решительно подошла к Юлии.
— Возьмите, — протянула она листок, — это ваше. Пьер держал его в рамке на рабочем столе, под каким-то пейзажем.
— Он терпеть не мог рогенское коверканье своего имени, — пробормотала Юлия себе под нос.
Посмотрела на Элизу, и той показалось, что в пронзительно-синих глазах кавалерист-девицы блеснули слезы.
Нет.
Показалось.
Лейтенант Орлова смотрела на госпожу Румянцеву просто и открыто. Никаких слез. В кавалерист-девице была какая-то легкая, едва заметная неправильность. Не как у Насти — явный след травмы, сломанный нос, а что-то… иное. Элиза не смогла бы точно сказать, что именно.
— Спасибо, Елизавета Павловна. Это очень великодушно с вашей стороны, — ровно, без эмоций сказала Юлия.
— Не за что, — покачала головой Элиза, снова без приглашения присаживаясь рядом с ней. — Расскажите о себе, пожалуйста. И зовите меня… Лизой.
— Вас ведь не я интересую, — вздохнула Юлия, — а то, почему ваш муж эту картинку в печке не спалил… Я не знаю. Правда, не знаю. Мы действительно не виделись с прошлой осени. Это был обычный студенческий роман. У курсантов Военной академии и студентов юридического есть несколько общих курсов, там и познакомились… Простите, Лиза, мне нечего вам рассказать.
— Вы когда-нибудь ссадины расчесывали? До крови? — неожиданно звонко спросила Элиза. — Когда облегчение приносила только новая боль?!
— Хорошо, — снова вздохнула Юлия. — Раз вы думаете, что от этого будет легче… Мой отец — младший сын в небогатом дворянском роду Ярмберга. Был вынужден заниматься коммерцией, хоть это тогда и считалось зазорным, не то что сейчас. Но наследства ему не досталось, зато пришлось кормить всю нашу ораву. У меня четверо младших братьев. Во время Войны принцев отец поддержал Александра, отправился воевать… Как он потом говорил — в штабе, писарем. Он был уверен, что в столице герцогства нам ничего не угрожает. Просчитался. Сначала горожане между собой решали, какой принц лучше, потом пришли рогенцы… Мне было семнадцать, старшему из братьев — десять, младший еще в колыбели лежал. До штурма наш дом пытались сначала ограбить, потом сжечь… Думали, легкая добыча — женщина и дети. Но мама раздала нам отцовские охотничьи ружья и где-то достала пистолеты… Ваське было шесть, заряжать он научился раньше, чем писать без ошибок. Вам интересно, Лиза?
— Да, конечно… А потом?
— А потом были уличные бои. И выяснилось, что стрелять я умею не только в упор, — Юлия грустно усмехнулась. — После войны я продолжила… военную карьеру. Спасибо императору.
Элиза почувствовала в ее словах тень сарказма, легкий намек на что-то неясное, но не стала уточнять. И спрашивать больше ни о чем не стала. Хоть на языке и вертелось: «А Пьер?! Вы же знали, что он помолвлен — так почему…»
Никто не обещал хранить тебе верность до свадьбы, Лизанька.
Женитьба — это одно, а сердце… Кажется, она начала понимать, почему Пьер… Нет! Петр! Он действительно что-то говорил о коверканье своего имени, но Элиза, как обычно, пропустила мимо ушей слова неказистого жениха.