— Вот ведь, незадача, — пробурчал он. — В Гарце у меня прекрасная шуба есть, из зимнего меха горного тролля. Мохнатая, теплая, как раз на такую ветреную стужу. Выглядит, правда, жутковато — вот я и не взял. Думал, придется по паркету шаркать да политиканство разводить, какие тут тролли… Рассказывай, отец Георгий, пока я, старый, не заледенел вконец. Это ты у нас — Жар-Птица, мне жару не досталось.
— У меня возок за углом, с печкой, — все так же без улыбки ответил Жар-Птица. — Не хрусти костями, все равно не поверю. Небось, сам тролля и завалил?
— Сам, не сам — дело такое…
Отец Никодим остановился и сделал вид, что любуется обледеневшей вишней. Ветром с нее скинуло весь снег, и стали отчетливо видны веточки-сосульки. Так бывает, если после слякоти резко подмораживает — вода не успевает стечь и становится ледяной глазурью на деревьях.
— Боишься чужих ушей? — спросил охранитель из Гарца.
— Боюсь, — кивнул отец Георгий. — Я теперь пуганая ворона, от каждого куста шарахаюсь. Тебе, отец Никодим, я верю. Если доживу до завтра — поверю окончательно.
— Ты мне льстишь, — покачал головой старик.
— Приучили к низкопоклонству в столице, — кивнул отец Георгий. — Вот, возьми ключ и запомни. Дело номер сто сорок пять — семь — восемнадцать. Если я через месяц не подам сигнал — по этому номеру в хранилище улик в архиве своего отделения найдешь шкатулку. Там документы. Доказательства воровства столичных иерархов и подготовки Архиепископом Гетенхельмским государственного переворота. Делай с ними, что сочтешь нужным.
— Солидно, — хмыкнул отец Никодим. — И откуда в моем архиве такие богатства?
— Церковная почта, — улыбнулся отец Георгий. — Мы постоянно обмениваемся посланиями и посылками. Если в отделение Охранителей Гарца, в числе прочих пакетов, приходит коробка с сопроводительным письмом: «приобщить к делу номер…» — секретарь берет и приобщает, не задумываясь. Я таких посылок пару десятков уже отправил.
— Ладно, — кивнул отец Никодим, почесывая переносицу. — С этим понятно. Но мне нужны подробности. В тебе-то я уверен, а вот в твоих источниках информации — нет. Пойдем, будешь мне экскурсию проводить. И не забывай махать руками в сторону достопримечательностей, ты ж теперь столичная штучка, мне, остолопу провинциальному, успехами хвастаешься.
— За нами наблюдают? — буднично спросил отец Георгий.
— Угу. Викарий на крылечке, у тебя за спиной. Уж больно старательно дышит вашим столичным угольным дымом. Мне одно пока непонятно, — тем же несерьезным тоном спросил отец Никодим, — ты же за здравие Владыки Гетенхельмского свечки ставил, считал себя обязанным ему по гроб жизни. И такие перемены?
Отец Георгий опустил глаза.
— Если бы Владыка отправил на смерть только меня — я бы пошел, не задумываясь. Но…
— Как патетично, — фыркнул отец Никодим. — В компании тебе неинтересно? Хочешь в одиночку стать героем? Или помирать боязно?
Отец Георгий слепил небольшой снежок и подбросил на ладони.
— В корень смотришь, отец Никодим. Трус я. И гордец. И совесть моя не чиста — Владыка на меня рассчитывает, а я его замысел планирую развалить по кирпичику. Он думал, что я так и остался туповатым служакой с глупыми идеями о всеобщей пользе. А во мне прежнего только и есть — ненависть к тем, кто ради своей выгоды человеческие жертвы приносит. И не важно, на алтарях, в грязной подворотне или на поле боя. Выслушаешь?
— Куда ж я денусь. Только давай покороче, я скоро зубами стучать начну.
— Вот, согрейся, — отец Георгий протянул собеседнику фляжку. — Крепленое, тебе понравится. — А я вкратце расскажу, что у нас тут происходит. Меня в столицу вытащили, чтобы руками никому не нужного дурака из захолустья, — на этих словах отец Георгий чуть запнулся, а охранитель Гарца фыркнул и сделал большой глоток из фляги. Крякнул и махнул рукой — продолжай, мол.
— Моими руками, — вздохнул отец Георгий, — упечь в дальние монастыри пару мелких церковных казнокрадов. Вот, мол, смотрите, какие нехорошие люди, но церковь с симонией борется изо всех сил. На самом деле в императорской благотворительности — бардак, выделяются немалые суммы на уже не существующие приюты, больницы и так далее. Эти деньги оседали у Архиепископа и еще нескольких сановников, в документах все есть, найти было не сложно. Но это полбеды… имперская канцелярия взялась за проверку затрат. Мы, конечно, служители Господа, но все мы грешны, а кто платит — тот и музыку заказывает. Если император, а точнее канцлер, начнет полностью контролировать крупные денежные потоки Церкви, ни о какой самостоятельности иерархов и речи больше не будет. Раньше Синод формально слушался Императора, но, по сути, у него был совещательный голос. Александр хочет абсолютной власти. Владыка Гетенхельмский резко против, и даже не в деньгах дело, а в самой сути церкви.
— Император — потомок Мстислава, Святой, что бы он ни творил. Владыка решил пойти против воли Божьей?
Отец Георгий снова вздохнул.
— Отец Императора Александра, принц Ульрих — огненный маг, — медленно, отчетливо сказал он.