Благо, Торп весьма стабилен в своих предпочтениях и во время командировок в Канаду снимает один и тот же пентхаус на самом верхнем этаже. Нужно только пробраться на нужный этаж, а дальше дело за малым — тонкому искусству взлома с проникновением Аддамс обучилась примерно в то же время, как начала ходить. Приходится потратить ещё семьсот долларов, чтобы для вида арендовать люкс по соседству с пентхаусом.
Получив ключ-карту, она проходит к лифтам, гулко стуча каблуками по начищенной до блеска мраморной плитке, и нажимает кнопку пятьдесят пятого этажа. Скоростной лифт, чуть покачнувшись, быстро взмывает ввысь.
Определённо, удача сегодня на её стороне — аккурат напротив двери пентхауса стоит завешанная простынью тележка горничной, в то время как самой сотрудницы нигде не видно.
Зато универсальная карта, открывающая любые двери в этом пафосном отеле, прицеплена к узкой ручке из нержавеющей стали.
Уэнсдэй неспешно проходит мимо и одним ловким движением подцепляет карточку, на ходу пряча её в широком рукаве плаща.
Всего пару секунд спустя из комнаты с табличкой «Гладильная» выходит горничная в белоснежном переднике — не заметив пропажи, девушка подхватывает тележку и быстрым шагом устремляется в противоположную от пентхауса сторону.
Проводив её немигающим взглядом, Аддамс едва заметно усмехается уголками багряных губ. Идеальное преступление.
Изнутри номер Торпа представляет собой просторное помещение из нескольких комнат с панорамными окнами — стены, отделанные светлым деревом, идеально белоснежная мягкая мебель, кровать исполинских размеров, застеленная покрывалом песочного цвета.
Впрочем, роскошное убранство пентхауса уже претерпело некоторые изменения в виде вечного творческого беспорядка, неизменно сопровождающего Ксавье везде и всюду.
На спинку стула небрежно брошена помятая белая рубашка — та самая, которую он изначально планировал надеть на ужин с инвесторами. Тёмно-синий галстук и вовсе валяется на полу.
Раздражённо закатив глаза, Аддамс быстро наводит некое подобие порядка — убирает вещи в шкаф, закрывает макбук и собирает хаотично разбросанные бумаги в педантично ровную стопку. Окинув удовлетворённым взглядом результат собственных действий, она усаживается на подлокотник небольшого кожаного диванчика, сложив руки на коленях, и со вздохом приступает к своему самому нелюбимому процессу — ожиданию.
К счастью, ждать приходится недолго.
От нечего делать Уэнсдэй принимается крутить тонкий ободок обручального кольца на безымянном пальце — и уже на восемьдесят третьем обороте в коридоре раздаются голоса.
Один голос принадлежит Торпу, второй — какой-то неизвестной женщине.
Oh merda, какого чёрта он явился не один?
И кто его собеседница?
Неприятное чувство оцарапывает внутренности — не то чтобы она когда-либо была склонна к глупой беспочвенной ревности, но осознание, что Ксавье в пять часов утра вернулся в отель не в одиночестве, изрядно напрягает.
Аддамс подозрительно прищуривается, прислушиваясь к негромкому разговору и на всякий случай мысленно прикидывая с десяток способов наиболее кровавой расправы.
— Мадам Ришар, это явно не лучшая идея… Уже очень поздно, — благо, он старательно отнекивается, и Уэнсдэй слегка смягчается.
— Да брось… У них тут в мини-баре отменное коллекционное шампанское, — судя по заплетающемуся языку, настырная девица успела опрокинуть в себя уже не одну бутылку. — Давай выпьем по бокальчику перед сном, mon cher?{?}[Мой дорогой (франц.)]
Mon cher? Это ещё что за фокусы?
Уэнсдэй едва не скрипит зубами от раздражения и инстинктивно сжимает руки в кулаки с такой силой, что заострённые уголки ногтей больно впиваются в ладони.
— Я думаю, это лишнее, мадам Ришар, — мягко, но решительно отрезает Ксавье, чем немного облегчает свою участь.
— Ну что ты, mon cher… Называй меня просто Розамунд, а ещё лучше просто Рози, — превосходно, так и запишем для некролога.
— Мадам Ришар, прошу меня простить, но я должен немедленно лечь спать, завтра очень много работы, — к несказанному облегчению, Торп непреклонен. Нельзя сказать, что Аддамс когда-либо сомневалась в его верности, но настолько категоричный отказ слегка тешит самолюбие.
— Mon cher, ты и так сделал очень много для галереи… Нужно иногда отдыхать, — наглая дрянь с именем бывалой французской куртизанки никак не желает уняться.
— Именно этим я и собираюсь заняться. Всего доброго, мадам, — слышится тихий звук открываемой двери, и Ксавье торопливо проскальзывает в номер, оставив настырную собеседницу в коридоре.
Он не торопится включать свет — усаживается на корточки, расшнуровывая ботинки, а потом снова выпрямляется и ослабляет тугой узел на галстуке. Уэнсдэй тем временем садится полубоком, уперевшись одной рукой в подлокотник дивана, и бесшумно закидывает ногу на ногу. Широкие полы плаща разъезжаются в стороны, обнажая бёдра.
Но Ксавье продолжает топтаться на пороге номера, расстёгивая нарядный тёмный пиджак и абсолютно не замечая чужого присутствия.
Вопиющая невнимательность — окажись сейчас на её месте маньяк-убийца, она бы уже осталась вдовой.