Семейные ценности (СИ)

Торп удобнее перехватывает её и рывком поднимает повыше — а потом плавно опускает на напряжённый член. Глубина проникновения срывает с припухших багряных губ очередной протяжный стон, который он жадно ловит своими губами.

В такой позе он полностью контролирует её.

И хотя Аддамс чертовски ненавидит уступать, чертовски ненавидит находиться в заведомо слабом положении, прямо в эту секунду ей тотально наплевать. От каждого яростного глубокого толчка она стонет в голос, едва не срываясь на крик — должно быть, они уже разбудили всех соседей. Но какое это имеет значение, когда она буквально сходит с ума от невероятно ярких ощущений?

Губы и зубы Ксавье оставляют россыпь синяков на её шее. Уэнсдэй отвечает ему тем же, щедро осыпая укусами разгорячённую кожу в том месте, где бьётся сонная артерия.

Словно крохотные знаки обладания.

Словно визуальное подтверждение, что они принадлежат друг другу целиком и полностью.

Окончательно, бесповоротно и безоговорочно.

Её ладони проникают ему под рубашку, скользят вдоль позвоночника, заострённые ногти с чёрным маникюром в кровь раздирают спину.

Торп тихо шипит от резкой вспышки боли — но Аддамс лишь сильнее врезается ногтями в кожу, размазывая горячую липкую кровь. Она прекрасно знает, как сильно его заводит подобная грубость на грани садизма.

И это срабатывает незамедлительно.

Ритм быстрых толчков становится рваным и прерывистым — а несколько минут спустя Ксавье погружается особенно глубоко, входя в податливое тело по самое основание. И тут же замирает с низким глухим стоном, изливаясь в неё. Уэнсдэй чувствует, как тёплая жидкость заполняет её изнутри — и это ощущение снова толкает за грань удовольствия, заставив содрогнуться в третий раз.

Он осторожно опускает её на пол и проводит пальцами по щеке с щемящей душу нежностью. Заправляет за ухо взмокшую смоляную прядь, выбившуюся из растрепавшегося хвоста, и наклоняется, чтобы оставить невесомый поцелуй на виске.

— Я так сильно люблю тебя, — Ксавье улыбается совершенно блаженной улыбкой, как у тихого сумасшедшего.

Аддамс не отвечает и почти не реагирует на его ласковые прикосновения, устало привалившись спиной к оконному стеклу.

Длинный рабочий день, ночной перелёт в другую страну и несколько оргазмов сделали своё дело — ей хочется принять ледяной душ, а потом с головой забраться под одеяло и проспать минимум до полудня.

Но такой потрясающей возможности у неё нет. Настенные часы показывают двадцать минут шестого — и она уже опаздывает на обратный рейс. О сне сегодня тоже придётся забыть, ровно к десяти утра она должна быть в участке и продолжить допрос серийного убийцы.

— Хочешь есть? — предлагает Торп, натягивая брюки вместе с боксерами и застёгивая ремень.

Аддамс запоздало вспоминает, что так и не успела поужинать — пустой желудок сиюминутно напоминает о себе тянущим чувством голода. Она молча кивает и на ватных ногах отходит от окна, на ходу сбрасывая изящные орудия пыток от Джимми Чу.

Пока Ксавье возится в холодильнике мини-бара, извлекая оттуда разнообразные отельные закуски вроде шоколадных батончиков и фисташек, Уэнсдэй устраивается на краю исполинской кровати, усевшись по-турецки.

— Больше ничего нет… — виновато сообщает он, высыпав на песочное покрывало нехитрый стратегический запас еды. — Если хочешь, могу позвонить в ресторан и заказать что-нибудь посущественнее.

— Не хочу, — она отрицательно мотает головой и ловко вскрывает упаковку сухариков со вкусом бекона. Пожалуй, ещё никогда засушенный хлеб, щедро пропитанный глутаматом натрия и другими вредными добавками, не казался таким вкусным. — И некогда. У меня обратный рейс в шесть пятьдесят.

— Да ты шутишь, — Ксавье усаживается рядом и принимается за батончик Твинки. — Ты прилетела в другую страну на пару часов, серьёзно? Это слишком даже для тебя.

Аддамс молча пожимает плечами, не желая пускаться в объяснения — не рассказывать же ему об истинной причине внезапного визита.

Иногда она задумывалась о том, чтобы посвятить супруга в свои масштабные планы по прибавлению семейства, но быстро отметала эту мысль. Незачем ему знать раньше времени.

Она отправляет в рот последний сухарик, облизнув солоноватые от приправы пальцы, и решительно поднимается на ноги. Но Торп с неожиданной ловкостью ловит её за запястье.

— К чёрту рейс, — вдруг предлагает он безапелляционным тоном. А потом и вовсе позволяет себе несусветную наглость — пододвигается ближе к краю кровати, заключает её в объятия и резко опрокидывает на мягкое покрывало. — Я тебя никуда не отпущу.

— Не вынуждай меня применять силу, — Уэнсдэй недовольно возится в кольце его рук, пытаясь освободиться. Но если совсем уж честно, то практически не старается — и Ксавье побеждает, вжимая её в постель своим телом и оставляя ужасающе нежный поцелуй в уголке надменно поджатых губ.