Дон же выпутывался из всех устроенных родственничками подлянок, а во время очередного нападения приспешников инквизитора спас всю семью. После бравой победы он погонял тестя с тещей пару сотен раз по всем кругам ада, грозя изрубить шпагой, тем самым показал, кто теперь в семье главный. Черти в аду даже ставки делали, кто кого, и хрумкали поджаренными пальчиками грешников, наблюдая за представлением.
После этого никто не смел сомневаться в авторитете дона Родриго. Смертным он был раздолбаем, но как обращенный многодетный вампир – проявил себя ответственным, харизматичным монстром.
Вот и сейчас, когда безопасность семьи была под угрозой, он не висел сложа крылья. Отсиживаться в преисподней Родриго не собирался, поэтому план с фестивалем ободрил. Лея и Сет занимались планированием поездки. До фестиваля оставалось еще восемь месяцев, но для большой семьи требовалось много чего. Саломе немало времени проводила в аду, договариваясь о возможности оставить там детей на несколько дней. Она постоянно подписывала какие-то договора, дополнения к ним, дополнения к дополнениям и пояснения к дополнениям дополнений. Что поделать – черти любят бюрократию.
Родриго и Малкольм каждую ночь вооружались лопатами и рыли ров вокруг особняка, выкапывали мертвых, выдавали каждому косу и ставили вдоль дороги. Такой декор никого из соседей не удивлял, ведь был канун Хэллоуина. Все же каждое утро Саломе и Хейд укладывали покойников обратно в могилы, заклинанием закапывали ров и расставляли по лужайке декор из тыкв и бутафорских частей тела.
Пока соседи готовились к Хэллоуину, Стиксы готовились к Самайну. Женщины собирались на променад на гору Броккен, готовили наряды и приводили в порядок метлы. Хейд все надеялась раздобыть свежего девственника, чтобы не лететь с пустыми руками. Она принюхивалась к Сету, пока Лея не заявила, что если бы Сет до сих пор был девственником, она бы давно его либо съела, либо совратила. Тогда бабка начала принюхиваться к туристам, коих перед праздником всегда прибавлялось в городке.
Ближе к Самайну дед Лугоши засуетился, начал укреплять гроб и обвешивать себя талисманами. Сет решил, что старый вампир почему-то боится профессионального праздника. Однако Лея объяснила, что каждый Самайн воскресает из мертвых его теща, мать Хейд, и гоняет зятька всю праздничную ночь.
Сету же она посоветовала накраситься пострашнее обычного и обмазаться жабьей слизью, чтобы отбить человеческий запах, иначе прабабка сожрет его и глазом не моргнет. Для верности перед отлетом на Броккен Лея несколько раз предалась с Сетом безудержному разврату, чтобы от ее мужика за версту разило пороком, и у прабабки не возникло подозрений на его счет. Сама же нарядилась в костюм вавилонской блудницы и умотала с матерью и бабкой на шабаш.
Мужская часть Стиксов осталась следить за домом и детьми. Для бесенят ночь Хэллоуина была единственной, когда они могли поиграть со смертными детьми. Родриго, Малкольм, Сет и Николай Васильевич пили мухоморовую настойку на заднем дворе и смотрели, как Лугоши улепетывает от тещи по могилам.
– Сет, ты стал нам уже своим, – сказал Родриго. – Пора бы познакомить нас с родителями.
– Понимаете, – замялся Сет, – у меня не такая традиционная семья, как у вас.
– Пфф, это мы-то традиционная семья!
– Ваша семья странная, но вполне традиционная. А вот у меня… короче у меня две мамы!
Глава 8
– Ох, – причитала Хейд, – скоро гости придут, а рагу из потрошков не готово.
– Бабушка, мы заказали итальянскую еду.
– Хорошо. Давненько я римского мяска не едовала.
– Ба, только заказ заберем, курьера не трогаем.
Бабка Хейд расставляла на столе новогодние угощения: пальчики в хрустящей корочке, сердца с прожаркой с кровью, рулетики из кожи, фаршированные белладонной. Лея уносила все обратно на кухню и даже воронье вино не разрешала оставить. Дед Лугоши посасывал куриную лапку и размышлял:
– А можно ли матушек Сета считать девственницами, раз лона их не терлись о мужские чресла?
– Нет, ибо девственница есть та, чья плоть не знает никакого блуда, – ответила Лея и дала деду пакет с донорской кровью.
В гостиной бесенята развешивали украшения и наряжали елку звериными черепками, бутафорскими сердцами и скелетиками. Сверху водрузили перевернутую пентаграмму и устроили хоровод, обещая спалить елку в костре Йоля.
Малкольм сокрушался, что молодежь из-за этой цивилизации забывает старые традиции. По-хорошему надо было заранее заморозить девственницу, насадить на вершину ели и вымазать ее кровью ветви. Вот тогда бы было настоящее йольское дерево, а не эта дешевая имитация. Николай Васильевич согласно кивал.
Дон Родриго нес из подвала бочку с двухсотлетним вином, когда в коридоре на него напал незнакомый тип с предложением помочь донести бочку до кухни.
– Ты еще кто такой? – взревел Родриго, пытаясь и бочку удержать, и шпагу вынуть.
– Это я, Сет! Просто грим смыл, мамы же придут.
– Да ты гребанный красавчик! – восхитился Родриго и тут же угрожающе добавил: – Держись подальше от моей жены!
– Мне нужна только ваша дочь, – заверил его Сет.