Семейные ценности Стиксов

В разгар веселья в дымоход рухнул Крампус, швырнул в дона Родриго мешок и сказал, чтобы тот сам терпел адские муки со своими отродьями.

Тамара попросила у Крампуса закурить, назвала его охрененным мужиком и заявила, что готова пересмотреть сексуальные предпочтения. Татьяна сказала, что раз они вместе в горе и в радости, то и в разврате тоже. Спасаясь бегством от двух пьяных лесбиянок, Крампус сиганул в подвал и скрылся во вратах ада. В этом году больше ни один вредный ребенок не пострадал.

Под бой курантов Малкольму выбило глаз пробкой от шампанского. Он погнался за Сетом, крича, что криворуких в семье не держат.

– Одноруких тоже, – парировал Сет и выдернул зомби конечность.

Потом все дарили друг другу подарки, обнимались и целовались. Бесенята смотрели мультики и лопали червячков в жабьем сиропе.

Когда настало время ритуального сожжения йольского дерева, все высыпали во двор. Дед Лугоши, как старший в семье, поднес факел с адским пламенем к елке, и она загорелась, сжигая все старое и очищая место для нового.

– Нам нравятся ваши традиции, – сказали Тамара и Татьяна и пустились в пляс со всеми.

Внезапно из йольского костра возникла голова с покрытой язвами кожей и пророкотала трубным гласом:

– Одержите победу над Инквизитором, когда пламя вспыхнет над рогами идола и зверь рыкающий воспоет хвалу прекраснейшему порождению преисподни.

Некоторое время все стояли молча, потом Малкольм спросил:

– Ну и как мы заставим собаку петь про меня песни?

Глава 10

Пуще любого инквизитора боялись Стиксы жен своих. Жутчайший страх накрывал их перед праздником, который смертные называли Днем влюбленных. Сказка о добрячке Валентине была придумана для смертных. Сердечки-валентинки, романтический ужин и прочая любовная лабудень пришли от лукавого, как еще один способ сеять разврат.

В преисподней этот праздник назывался Днем вырванного сердца и был посвящен Великой богине. Когда-то давно она в порыве страсти вырвала возлюбленному сердце и съела. Дух его каждый год переходит в другое тело. Богиня находит новое пристанище возлюбленного, совокупляется с ним и опять поедает сердце. Конечно, вся женская часть потустороннего мира занимается тем же во славу Праматери, а мужская часть старается дарами откупиться от ритуального соития, в тайне мечтая о нем.

– Кто вам посоветовал такие стихи написать? – спросил Сет, заглядывая через плечо Родриго. Нежелание отдавать на съедение сердце заставило вампира писать любовное послание жене.

Дон указал концом пера на Николая Васильевича. Тот от возмущения насупился так сильно, что нос чуть не спрыгнул с лица и не отправился в пешую прогулку.

– Вы бы еще на Пушкина свалили, – укорил тестя Сет.

– Все так плохо?– печально спросил Родриго, хватаясь за сердце.

– Глаза-алмазы и сердце-лед – прошлый век. Так про каждую теперь говорят. Надо придумывать незаезженные эпитеты. Например, твои глаза темнее вишневого ликера, а волосы цвета аравийского кошмара. Твой рот глубиной подобен пасти левиафана, и я готов погрузиться плотью в бездну твоего естества и познать адову сущность души моей темной королевы.

Родриго, высунув язык, тщательно все записывал. Лугоши достал из гроба мятый пергамент и просительно встал рядом с Сетом.

– Я слишком стар для ритуального соития, – обреченно проговорил он. – Мы и так каждую ночь тестируем товар из магазина твоих матушек.

– Записывайте! О, моя циничная самовлюбленная людоедка! Силу нашей извращенной любви не выдержит ни одна кровать, лишь адская сковородка служит нам ложем. Когда ты танцуешь обнаженная на моем гробу, черти в аду кончают с собой, не имея возможности получить тебя.

– Про сковородку это ты правильно сказал, – похвалил Лугоши.

Николай Васильевич молча аплодировал из кресла-качалки.

– А что ты написал для Леи? – спросил Родриго.

– С Днем вырванного сердца, хрюшка, – заметив удивление в глазах родственников, Сет добавил: – Что? Я и так посвятил ей целый альбом. Тринадцать треков, восхваляющих вампирские прелести дочери Лилит и творимые ею языческие ритуалы.

– У тебя посмертный иммунитет от ритуального соития, – заверил впечатленный Лугоши и пожал Сету руку.

– Жаль, я хотел попробовать что-то новое.

После страшного праздника жизнь Стиксов потекла своим чередом, прерывалась только набегами родственников и очередным изгнанием бесов во мрак открывшихся врат ада. Миновало весеннее равноденствие, яркой вспышкой костров прогорел Бельтайн, уплыло венком летнее солнцестояние, расцвел папоротником день Ивана Купала. Лето клонилось к завершению. Нападение Инквизитора приближалось с каждым днем.