Семейные узы

Нервы полностью сдали, и я поддался панике: впервые в жизни я ревел с такой силой и отчаянием. Из-за слёз мир помутнел, силуэт безликой сестры расплылся. Больше всего на свете я хотел, чтобы она исчезла окончательно. У меня заложило уши, сопли забили нос. Я даже не видел ножа и наугад отбивался табуреткой, которую уже едва держал. Оставались секунды до того, как всё закончится.

Из прихожей донёсся звук открываемой двери. Я упустил момент, когда силуэт сестры вдруг исчез. Приглядевшись, я увидел на полу только нож, направленный лезвием в мою сторону. Я испугался, что сейчас он кинется на меня, словно живой.

Едва я остался один, как сестра вернулась. Её лицо больше не скрывали волосы, но выражения я всё равно не различал. Моя голова пульсировала, в глазах темнело. Я вновь закричал, ведь она вернулась закончить начатое. Только отбиваться уже не было сил.

Сестра упала на колени и поползла ко мне. Она напоролась ладонью на собственный нож, будто не знала, что он там лежит. У неё пошла кровь. Она выругалась, но не отступила. Её здоровая рука коснулась моего плеча. Я вздрогнул и заревел с новой силой, не замечая, как после первых робких касаний сестра прижалась ко мне и начала успокаивать.

3

Уже совсем темно, как глубокой ночью. Тьма кажется осязаемой и может забрать любого из нас. Друзья смотрят на меня, словно я признался в убийстве. Стас и Никита почти не шевелятся, держатся будто настороже. Вот так между людьми вырастают невидимые стены. А в чём причина? Я нарушил нормальность их мира? Мне ведь совсем не хотелось их пугать.

Пауза растягивается надолго. В небе успевает пролететь и скрыться самолёт.

Переменчивый ветер вдруг сдувает стену между нами. Друзья возвращаются ко мне, мы снова сидим плечом к плечу. Кажется, стало легче дышать. Нам всем холодно, но никто не предлагает уйти.

Стас спрашивает:

– И что было потом?

– Почти сразу пришли родители и позвонили в скорую. Когда врачи приехали, я уже отрубился, а сестра потеряла много крови – рана на ладони была глубокой. Очнулся я в больнице.

– Ты рассказал обо всём родителям? – В голосе Стаса возмущение. – Твою сестру должны были запереть в психушке!

– Семья долго в этом разбиралась. Мой рассказ отличался от всего, что говорила сестра.

– Вот дрянь. Ещё и врала.

– Нас какое-то время держали друг от друга подальше. Я жил у бабушки, а сестра в тот год заканчивала школу. Как только она поступила в универ, то съехала и больше не возвращалась домой.

– Ну а…

Никита хлопает Стаса по плечу.

– Да погоди ты, он же не сюжет фильма пересказывает. – Никита наклоняется, чтобы лучше меня видеть. – Как ты себя чувствовал после того случая?

– Несколько недель меня продержали в больнице. Я почти не разговаривал, мало ел, мог отключаться на ходу. Родители очень боялись, но обследования ничего не показывали. Потом всё постепенно прошло. Я стал прежним. – После паузы я добавляю. – Но одна вещь во мне изменилась: страх пропал. То есть, вообще. Это даже записали в моей медицинской книжке.

– Жесть, – говорит Стас. – Да у тебя прям суперсила.

– Не представляю, каково это, – Никита качает головой.

– Ничего особенного. Я не потерял способность к эмпатии, инстинкт самосохранения тоже при мне. Просто я равнодушен ко многим неприятным вещам. И мысли о смерти не беспокоят.

– А о сестре?

Я задумываюсь и молчу так долго, что и отвечать уже нет смысла.

Пиво заканчивается. Холодный ветер снова злится и прогоняет нас с берега. Мы идём по узкой тропе, светя себе под ноги фонариками на телефонах.

Как ни опасался Стас, но с нами ничего не случается. Мы проходим мимо его дома и прощаемся. Никита идёт со мной дальше, пропуская развилки, где ему пора сворачивать. В основном мы молчим, иногда ругаясь на погоду – заморосил дождь.

– Слушай, – на подходе к моему дому Никита решается спросить, – ты с тех пор говорил с сестрой?

Я сонно отвечаю:

– Бывали случаи. Я уже учился в универе и тоже переехал в новую квартиру.

– Вы же должны были обсудить тот день. Найти причину, почему она на тебя напала.

– Ни к чему определённому мы не пришли.

– А где она сейчас?

Меня резко покидают силы. Я останавливаюсь, чтобы отдышаться, пока мир кружится расплывчатыми огнями. Дождь убавляет громкость, а затем вовсе превращается в белый шум.

Я выныриваю из этого состояния. Меня поддерживает Никита, но я отмахиваюсь, затем упираюсь руками в колени. Со стороны это выглядит, будто я сейчас сблюю. Никита явно думает о том же самом. Придя в себя, я выпрямляюсь и поправляю куртку.

– Ты нормально? Может, в аптеку зайдём, пока работает?

Я снова отмахиваюсь: всё в порядке. Просто мне пора уходить, и чтобы Никита тоже ушёл, я говорю:

– Моя сестра умерла год назад. Самоубийство. Зарезалась у себя дома.

Никита открывает рот, но ничего не может сказать. Я быстро прощаюсь и иду, но он меня догоняет.

– Можешь переночевать у меня. Или я к тебе в гости зайду. Отдохнём, поболтаем.

– Не в этот раз, дружище.

Я иду дальше. Он делает ещё несколько шагов со мной.

– Уверен, что хочешь сейчас оставаться один?

– Так нужно.