Читаем Семейные вехи. Жизнь в испытаниях и радостях. Часть первая полностью

Поручили и ушли.

Поставить в строй, как оказалось,

Коня нельзя ни одного:

Избиты ноги, тощи, плохи

Глаза и зубы, а седло

Истёрлось так, что впору

в печку

Отправить только на тепло.

Утром огласил депешу:

— Коней купить,

— Одежду справить,

— Наделы выделить в лесу,

Чтоб каждый мог себе поставить

Надёжный дом, кормить семью.

А конь, что дом! Не за копейки

Его придётся покупать.

«Подъёмных» нет, и к сожаленью,

В семействе нечего продать.

Все запросили дать отсрочку

На покупку лошадей.

Сбили артель (не в одиночку ж)

Для выкорчёвыванья пней.


Валили лес, пилили брёвна,

Сушили в срубах для домов,

Лето прошло, настала осень,

Землёй не занялся никто.

Домишки строили все рядом,

Места нет, кругом леса!

Зима свалилась как-то сразу

И показала чудеса.

Чтобы свести концы с концами,

Пришлось наняться в батраки,

«Подённо» мать ходила «наймом»

Шить, стирать и мыть полы.

Мальчишек в школу принимали,

Девочек никто не брал,

Пелагея (падчерица) так страдала,

Уйти, грозилась, за Урал.

К тому же в доме появилась

Малютка, кукла, кроха!

Василиса суетилась:-

— «Дочка «недоноха».

К весне нагрянуло начальство…

Коня купить не удалось.

Надел забрали, дом продали,

Остаться батраком пришлось.

Однажды прибыли в станицу

Купцы, товары привезли.

Один из них алабугинский,

Расхваливал края свои.

Что «землю там никто не мерил»,

Таких лесов в округе нет.

Надел дают переселенцам

«По едокам» на много лет.

Семён, конечно, согласился

Поехать, «сказку» посмотреть»

Через полгода возвратился

Построив хату, двор и хлев!

Забрал семью опять в повозку

(Корова сдохла, бык пропал)

Прибыли в степь, где много солнца,

На пригорке дом стоял,

Не рублёный и не кирпичный,

Обычный, крытый камышом.

Но для семьи, уже привыкшей

К невзгодам, был самим Дворцом.

Надел земли, почти пригодной

К «земледелью», получил,

Вспахал и кое-что посеял,

За лето сена накосил.


Дров заготавливать не надо,

Печи топили кизяком.

Его всё лето собирали

И складывали за углом.


Грибы и ягоды в околках

Собирали, где могли,

Иногда за это порку

Получали, если ты

Оказался за пределом

Своего клочка земли.

Семён опять пошёл батрачить

К богатым местным мужикам.

Обмолотом занимался

И в хозяйстве помогал.

В феврале случилось чудо

Корова двойню родила,

За ней кобыла — редкий случай

Двух жеребят преподнесла.

Мороз свирепствовал в тот год,

Овца не подкачала тоже,

Как только начался окот

Весь молодняк держали в доме.

Теперь и творог, и сметана

Появились на столе.

Мужчинам только простокваша

Доставалася в семье.

Игнат, сын старший, не закончив

Школу, собрался и ушёл

С обозом в шахты,

в город Прокопьевск

Там с коногонов начал он.

Когда прислал с купцами деньги

За ним собрался Тимофей.

Ушёл, потом в теченье лета

От него не было вестей.

Кузьма ходил, поникши долу,

Бродил без братьев сам не свой,

И потихоньку с Пелагеей

Вели ночами разговор.

Как только осенью собрался

Из Алабуги обоз,

Кузьма уж тут не растерялся,

Не посоветовшись с отцом,

С краюхой хлеба, без копейки

Догнал обоз уж за селом.

А Пелагея, будто в церковь

Собралась! За ним бегом

Бежала три версты, покамест

Её заметили вдали.

Обоз притормозил немного…

— Гея, семендрыкина дочка.

— Чего тебе? Побойся Бога,

Зачем ты здесь? Иди назад!

Но Пелагея шла упрямо,

Не попадаясь на глаза!

В деревнях просилась на ночь,

Так и до шахты добралась!

Там все бараки обыскала,

Всех братьев вместе собрала,

Угол для них «отвоевала»,

За занавескою жила.

Сперва в бараках убирала,

Травила блох, клопов и вшей,

В домах шахтёркам помогала

Робы стирать для их мужей.

Игнат один писал лишь письма,

Изредка деньги присылал.

До дыр зачитывал обычно

Отец, мог наизусть пересказать.

Дом опустел лишь только Ксенья

Что-то уронит, разобъёт

К отцу забравшись на колени,

О чём лепечет не поймёшь.

А Василиса «развернулась»:

Пошли детишки каждый год.

Только горе не минуло

Всех уносили «на погост».

Молитвы уж не помогали.

И траур длился много лет.

Как кормить грудью прекращала,

Так опять ребёнка нет.

Каких болезней ни узнала?

То корь, то полиомиелит,

То скарлатина и ветрянка,

То коклюш или дифтерит!

Вокруг надела, будто в сказке.

Качалась буйно конопля.

Из семян давили масло,

Из стебля мать холсты ткала.

Так до пятнадцатого года

Вовсю «с германцем» шла война.

Тут родился сын Григорий

А в сентябре уж Павел ждал.

В семь лет вполне благонадёжно

Ксенья смотрела за детьми.

Отец и мать трудились в поле

От зари и до зари.

А между тем матушка-Россия

Взбунтовалась, забурлила,

Рухнул строй, пришло безвластье,

Менялись «белые» и «красные».

То мчались строго на восток,

То возвращались все обратно,

Мужчин забрали «под ружьё»

А стариков «для интендантов».

Остались детвора, подростки,

Калеки, женщины, молодки.

Ксенья часто убегала

К соседям в прятки поиграть.

Когда о братьях вспоминала,

Они такого натворят

Что только в сказке рассказать.

Золою тесто «посыпают»

Или солому подожгут,

Ворота все пораскрывают,

Разгонят кур, яйца побьют.

Мать, возвратившись, только ахнет…

— Куда смотрела, дочка- дрянь!?

Сынков не трогала, в них счастье,

Надежду видела она.

Революция сметала,

Разрушала, поджигала,

Разбрелись умельцы,

Остались погорельцы.

Все свободой наслаждались

— Граждане России-

Так теперь именовались,

Гордые ходили!

В девятнадцатом году

Александр родился,

Неугомонный, а с лица-

Был весь подобие отца.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990-х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература