Читаем Семейные вехи. Жизнь в испытаниях и радостях. Часть первая полностью

У японцев «под боком».

Был оставлен контингент

Только для охраны.

Пограничников, и тех,

Многих отправляли.

Вот однажды на Днепре

Брали переправу,

И в одном из блиндажей

«Коллеги» повстречались.

Политрук и командир

Воевали вместе.

Разорвался снаряд — вмиг

Скрылось всё, как в смерче.

Откопались- политрук

Ранен и контужен,

Командир же был убит,

Новый очень нужен.

Принял роту на себя

Павел, хоть и ранен.

Переправа спасена,

Движенье продолжалось.

В ногу ранен Павел был,

Написал из тыла,

Может Лена навестить,

Показаться с сыном.

Но ответила она,

Что снова замуж вышла,

Что законная жена,

Теперь командирша.


«Похоронная» пришла,

Лена спохватилась,

Начала Павла искать

Сначала извинилась.

Говорила, одного

Лишь его любила

Будет ждать теперь его

И беречь их сына.

Павел на передовой

Получает письма,

Отвечать, что он живой,

Не имело смысла.

************************************

В Казахстане «длился сон»,

Счастливый безмятежный

Совсем недолго. Грянул гром-

Война! Рухнули надежды.

Всех мужчин на сборный пункт

На площадь пригласили,

Военком и адъютант

Списки огласили.

Прибежал домой Евгений,

Детей расцеловал он.

Малышей прижал к себе,

Ксенья пошла рядом.

Ей всего лишь тридцать два

Четверо детишек.

Колхоз. Горы. Казахстан.

Закрытые границы.

Сразу стала «хлопотать»,

Чтоб прислали вызов.

Надо выбраться назад,

К родителям поближе.

С фронта не было вестей

Раненых прислали

На поправку, а детей

Тесниться приказал.

Всю войну в госпиталях

Ксения трудилась.

Малышами кое- как

Аркадий и Галина

Занимались, в детский сад

По утрам водили.

Зимой стужа в Казахстан

Добралась и в горы.

Пруд, арыки, котлован-

Вскоре всё замёрзло.

Все мальчишки на каток

Ринулись гурьбою.

Нет ни санок, ни коньков,

С доски вниз головою.

По дорожке ледяной

На ногах катались…

Разбежался и упал

На ледок Аркадий.

Очень сильно головой

Ударился о камень,

Полежал, но встать не мог.

Сколько пролежал он?

Кто принёс его домой?

Ксенья не узнала.

Только дома сорок дней

Был он без сознанья.

Врач сказала — «Менингит!

Чем лечить, не знаю.

Даже раненым лимит

Лекарств не поставляют».

Правда, сделала укол,

Чтоб облегчить муки!.

Утром вдруг глаза открыл,

Попросил водички,

Посмотрел, проговорил:

— Милые сестрички!

Не грустите! Мне пора!»

Замолчал. Вздохнул, Застыл.

Все стоят с открытым ртом,

Что делать не знают.

Побежали за врачом.

Тело остывает.

Ксенья плакала навзрыд…

Горе-то какое!

Даже негде хоронить!

Камни! Ветер воет!

Увозили на погост.

Крест солдат поставил.

Так в чужом краю с тех пор

Душа его страдает.


************************************

Теперь Галина — старшая,

Она отец и мать.

С утра отводит в ясли

А вечером назад.

От голода страдает,

Где можно украдёт:

То курицу загонит,

Залезет в огород.

Казашки летом сушат

Из творога шары,

Она крючком их скатит

На землю и бежит,

Скорей, чтоб не поймали,

По конопле бегом.

Спрячет всё в овраге

Съедали вечерком.


Пришло письмо.

В Ростове, у Дона шли бои.

Солдат там уничтожено,

Страшно говорить.

Над ними враг летает,

Высматривает, где

Наладить переправу,

Чтоб двигаться к Москве.

С тех пор не получали

Вестей. Всё «похоронки» шли.

Вот вызов, наконец-то,

Пришёл в конце войны!

Октябрь… Сорок четвёртый…

В Сибири уж зима.

А дети в лёгких платьях

Приехали туда.

Через Семипалатинск

И Новосибирск

С последним пароходом

Прибыли они.

Встречал их дед Семён в Ордынке.

Ждал парохода целый день.

Захватил тулуп. Подстилку

На соломе постелил.

Как причалил пароход,

Девчонки вприпрыжку

К деду бросились. Он сгрёб

Их в охапку:

— «Марш вперёд!»

Стал грузить пожитки.

Кружились хлопьями снежинки,

Всё вокруг белым-бело.

Сидят как в гнёздышке, девчонки

В одном тулупе все втроём.

Они с любопытством

Глядели на «сказку»

Где в «белых шубейках»

Стоят дерева.

Кто «шапкой махал»,

Кто «бежал нараспашку»,

Как будто кричал им:

— «Привет, детвора».

Дед Семён ведёт лошадку

Под уздцы, а рядом мать.

На возу узлы, «монатки»,

Как в Сибири говорят.

А дорога узкой лентой

Вьётся вдоль опушки,

И постукивает где-то

Дятел на верхушке

Бор сурово, величаво

Надвигается стеной,

Проезжают «курган славы»

Ближе к лесу, стороной.

Возле кузницы жердями

Огорожен отчий дом.

Василиса всех встречает,

Приглашает войти в дом.

Дед Семён несёт пожитки

Узлы, сумки, чемодан.

А девчонки, как сороки,

Разлетелись по углам.

Ксенья «цыкнула»:

— Марш, на печь!

Дайте вещи разобрать!

Дети с печки на полати

Стали лазать, не унять.

Шутка ль, столько

Без движений

Просидели на возу!

Загалдели, зашумели…

Но сидели наверху.

Успокоились, прикрылись

Покрывалом из овчин.

Наблюдали, как вносили

Их пожитки, мелочи.

И как только Василиса

Пригласила на обед,

Вмиг слетели как синицы…

На печи оставив след

Из овчин, обрезков кожи,

Дратвы, валенок, холстин…

Встали все перед вопросом:

Как жить? Чем детей кормить?.

Пошла Галина в школу,

Сразу в третий класс

Со всеми, без разбору,

Отчаянно дралась.

Её теперь не трогал

Никто, авторитет

На неё работал

В этом весь секрет.

Сестренки на полатях

Резвились, как могли.

Внизу телёнок в хате.

Его все берегли.

Под струйки подставляли

Ведро, чтобы моча

Сквозь пол не протекала,

Не портилась еда:

Картошка и капуста

Хранились до весны…

Всё быстро убывало,-

Сколько ртов, смотри!.

Пространство- печь, полати,

В сарае туалет…

Босыми выбегали,

Когда не видел дед.

Однажды на «буржуйке»

Чугун ведёрный щей

Готовила бабуля.

Открыла посмотреть,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Собрание сочинений. Том 2. Мифы
Собрание сочинений. Том 2. Мифы

Новое собрание сочинений Генриха Сапгира – попытка не просто собрать вместе большую часть написанного замечательным русским поэтом и прозаиком второй половины ХX века, но и создать некоторый интегральный образ этого уникального (даже для данного периода нашей словесности) универсального литератора. Он не только с равным удовольствием писал для взрослых и для детей, но и словно воплощал в слове ларионовско-гончаровскую концепцию «всёчества»: соединения всех известных до этого идей, манер и техник современного письма, одновременно радикально авангардных и предельно укорененных в самой глубинной национальной традиции и ведущего постоянный провокативный диалог с нею. Во второй том собрания «Мифы» вошли разножанровые произведения Генриха Сапгира, апеллирующие к мифологическому сознанию читателя: от традиционных античных и библейских сюжетов, решительно переосмысленных поэтом до творимой на наших глазах мифологизации обыденной жизни московской богемы 1960–1990-х.

Генрих Вениаминович Сапгир , Юрий Борисович Орлицкий

Поэзия / Русская классическая проза / Прочее / Классическая литература