Семейный архив

В то время мне были еще не известны цифры, обозначавшие число следственных работников, которые в 1937 году сопротивлялись репрессиям и были за это репрессированы сами, но у меня перед глазами был «мой» следователь, капитан, перед которым я оказался в 1948 году в Астрахани,— не отец родной, понятное дело, но ведь и вправду — не палач, не подонок, никто из нас не очутился за решеткой, хотя чего не случалось в те прелестные времена!.. Да и сам Ефим Менделеевич Соловьев — светловолосый, голубоглазый, сдержанно-холодноватый в обращении, с характерной выправкой, отчего и простая рубашка с распахнутым воротом, и пиджак сидели на нем, как если бы ладное, бодро-упругое тело его было упаковано в китель, — Ефим Менделеевич тоже был передо мной...

Издательство заключило со мной договор, но главный редактор не подписывал рукопись в печать. Все было готово — не хватало лишь его подписи. С утра я подходил к его кабинету, садился напротив двери на старый, похожий на мрачное надгробье диван — и ждал. Главный появлялся — с портфелем под мышкой, в развевающемся на ходу плаще, жал мне руку, жмурился от счастья меня видеть, обещал, обещал... И на другой день все повторялось сызнова. Так тянулось больше месяца. Пока Соловьев не явился в кабинет главного, в форме, при всех регалиях. Сидя на том же диване, я слышал басовые раскаты... Они то затихали, то сгущались вновь... Наутро мне сообщили, что рукопись заслана в печать.

Но даже когда весь тираж — 210 тыс. экземпляров — был отпечатан и вывезен на склад, его долго не отправляли в магазины для продажи. Директор типографии объяснял: «Зачем торопиться? Все равно дадут указание пустить под нож...» Соловьев явился и туда, на склад. Книга поступила в магазины...

Я поблагодарил Соловьева в письме за все сделанное, отлично сознавая, на какой риск он пошел... Тем более, что как-то в разговоре, случившемся впоследствии, он упомянул, что в системе КГБ в то время было только два еврея — он и криминалист в Караганде, прочих «вычистили»...

В ответ на мое он прислал свое письмо:

«Дорогой Юрий Михайлович! Спасибо за Ваше письмо, кото доставило мне огромное удовольствие. Но, право, Вы преувеличив те мои заслуги, связанные с Вашей замечательной книгой. Написанная с большим талантом и мастерством, она рано или поздно была бы издана, несмотря на чинимые ей искусственные преграды.

Я рад, что мне представилась возможность прочесть роман раньше многих других читателей и, самое главное, познакомиться с автором, который оказался прекрасной души человеком. И это понятно, ибо другой человек не смог бы написать такого произведения.

Как Вам известно от З.В. (редактора. — Ю.Г.), я стал обладателем готовой книги «Кто, если не ты?..» одним из первых, если не первым. Это дало мне возможность быстро ознакомить с ней все мое семейство, которое также высоко отзывается о Вашем таланте.

Но главный итог в том, что моя дочь — ровесница героев романа — глубоко заинтересовалась их судьбами и, как мне кажется, почерпнула кое-какие положительные черты их характеров. Вместе с нами она с нетерпением будет ждать продолжения романа, в котором найдут отражение новые Ваши мысли, наблюдения, интересные события.

Хотелось бы, если найдутся у Вас свободные минуты, получать иногда известия о Вашей жизни, планах, работе.

Передайте, пожалуйста, мой поклон и лучшие пожелания Ваш супруге и другим членам семейства.

Крепко жму руку

Е. Соловьев

НВ. Мне позвонили сейчас из дому, что пришла Ваша книга с автографом. Большое, большое спасибо!

Ваш Е. Соловьев

25. V. 64 

12.

Через месяц я получил письмо от Аркадия Белинкова: