Ты, явь, того не дашь — почаще б эти сны:И мать, и Русь, и я — все в возрасте весны.
Я ещё никогда никому не открылся…
Я ещё никогда никому не открылся,Никому не поведал всего.И не то, чтоб боялся, не то, чтоб стыдился —Не нашёл человека того.Не нашёл я такого, чтоб пылок и мраченИ чтоб сердце из шёлковых струн.Или просто с рожденья я так неудачен,Или просто я всё ещё юн. 1965 г.
Уже прошло то трепетное детство…
Уже прошло то трепетное детство,Когда листочки — рыжее добро,С дворнягой можно по-собачьи спеться,Плескучим лужам тихоцветье шло.Скатилось всё горошиной восторга,И где же я теперь её найду?Летит листок заманчиво и долго,И рыжий он, да не в моём саду. 1967 г.
Весна, весна!..
Весна, весна! Ты, как чужой ребёнок,Ищи своё жильё, а мне не по себе,Запутался в сердечных веретёнах,Там что-то начал прясть нежнее и слабей.Какая тяжкая, как женский плач, погода!Весна, весна! Завинчен круг шоссе.Пройдусь до озера, хоть нет особенной охоты.Вернусь, чтоб книжный ум высасывать, как все.Но отчего так этот вечер ранит?Ведь ты же знал, что ты не нужен ей!..Но знал и то: листы повять — повянут,Да их не обрывают по весне. 1969 г.
Когда его жизнь…
Когда его жизньБыла наполнена важностью семнадцати лет,Гордостью — все еще впереди;Скромностью — увы, все еще впереди;Когда его мускулы, начиненные его родными северными ветрами,Жгли его длинное деревянное тело;Когда он,Как языческий идол,Поджав ноги,Не спеша ждалНеизвестно кемНеизвестно чего ему обещанногоИ смог бы так просидеть,Наверное, довольно долго —Пришла она.Она былаНемного старше его.В строгом темном платье.А не в белом,И не в палевом,Как ему представлялось.Она щурила карие глаза,А не смотрела на мир изумленно.Её не нужно было ни от кого спасать —Она умела постоять за себя.Цвет ее красивых густых волосМожно было сравнить с цветом зимней осины.ОнаПостоянно его обманывала,Говоря, что у нее на этой неделе километры важных дел.Как это бывает,Однажды он поцеловал ее —Примял губами волосы на затылке,Чем очень ее расстроил.Ее нельзя было ни в чем упрекать,Она не понимала упреков.Зато ейМожно было посвятить всю свою жизнь…Он чувствовал себя знаменитым!