Он присел за секретер, и его взгляд с умиленным любопытством переходил с вещицы па вещицу; ведь ее руки каждодневно дотрагивались до любой из них — вот гагатовая печать на старой расчетной книге, ножик из слоновой кости с серебряной монограммой, вазочка из саксонского фарфора с марками — и все разложено с четкой аккуратностью, столь гармонирующей с ее чистым профилем. Шарманка на улице смолкла, дети наверху угомонились. И, выписывая рецепт, Карлос слышал ее легкие шаги: Мария Эдуарда расставляла в гостиной вазы с цветами…
— Какие у вас прекрасные цветы, сеньора! — воскликнул Карлос, обернувшись к ней, в то время как его рука не спеша дописывала рецепт.
Мария Эдуарда, стоя возле мавританского бюро, расправляла листья у роз, красовавшихся в желтой индийской вазе.
— Цветы освежают воздух, — сказала она. — Но я думала, что в Лиссабоне цветов больше и они красивее. Нет цветов прекраснее, чем во Франции… Вы не согласны со мной?
Карлос не отвечал, неотрывно глядя на нее и думая о том, как он был бы счастлив остаться здесь навсегда, в этой красной репсовой гостиной, полной света и тишины, и любоваться столь обожаемой им женщиной сквозь зеленые листья на стеблях роз!
— В Синтре прекрасные цветы, — наконец произнес он.
— О, Синтра — это истинное чудо! — отозвалась Мария Эдуарда, не отводя глаз от букета. — Ради нее одной стоит приехать в Португалию.
Тут всколыхнулась репсовая портьера и вбежала Роза, в белом платьице и черных шелковых чулочках; ее черные локоны разметались по плечам; в руках она держала свою большую куклу. При виде Карлоса девочка остановилась как вкопанная, еще крепче прижав к груди Крикри в одной сорочке.
— Разве ты не узнаешь своего доктора? — спросила Мария Эдуарда дочку и снова села возле корзины с цветами.
Роза заулыбалась, и ее личико слегка порозовело. Вся черно-белая, похожая на ласточку, девочка была само очарование: тоненькая, грациозная, синеглазая, по-взрослому покрасневшая от радостного изумления. Когда Карлос протянул ей руку в честь возобновления прежнего знакомства, она, встав на цыпочки, потянулась к нему розовыми, как бутон, губками. Но Карлос едва осмелился поцеловать ее в голову.
Потом он пожал ручку своей давней знакомой Крикри. И тут Роза вспомнила, зачем она прибежала в гостиную.
— Где ее robe-de-chambre, мама? Я не могу найти robe-de-chambre Крикри. И она до сих пор не одета… Скажи, ты знаешь, где ее robe-de-chambre?
— Посмотрите на эту неряшку! — с шутливым упреком покачала головой мать. — У Крикри ведь есть свой комод и шкаф, почему же ее вещи теряются? Они должны быть на месте, не так ли, сеньор Карлос да Майа?
Карлос с рецептом в руке улыбался, не зная, что сказать, в восторге оттого, что проник столь неожиданным образом в милые семейные недоразумения.
Малышка меж тем подошла к матери и тянула ее за руку, повторяя капризным голоском:
— Скажи… Ты — недобрая… Где robe-de-chambre, скажи…
Кончиками пальцев Мария Эдуарда поправила белый шелковый бант на голове у девочки. И сказала уже строго:
— Хорошо, хорошо, успокойся… Ты знаешь, я не занимаюсь гардеробом Крикри. Ты должна сама следить, чтобы ее вещи были в порядке. Спроси у Мелани.
Роза, тоже став серьезной, повиновалась матери и, покидая гостиную, поклонилась Карлосу, как взрослая дама:
— Bonjour, monsieur…
— Она очаровательна! — прошептал он.
Мать улыбнулась. Она закончила букет из гвоздик и теперь внимательно слушала Карлоса; он, положив на стол рецепт и устроившись в кресле, не спеша давал ей рекомендации относительно диеты, в которой нуждалась мисс Сара, а также объяснил, что гувернантке следует принимать по три ложки кодеиновой микстуры каждые три часа.
— Бедная Сара! — сказала Мария Эдуарда. — И что удивительно: она приехала сюда с предчувствием, почти уверенная в том, что в Португалии она непременно заболеет…
— Теперь бедняжка проникнется к ней неприязнью!
— О! Португалия ей давно внушает ужас! Для нее здесь слишком жарко, и всюду нехорошо пахнет, а народ грубый… Она боится, что на нее могут напасть на улице… Мисс Сара очень несчастна здесь и страстно хочет отсюда уехать…
Карлос посмеялся над столь ярко выраженным английским неприятием португальской жизни. Впрочем, во многом милая мисс Сара не так уж неправа…
— А как вы себя чувствуете здесь, в Португалии, сеньора?
Она пожала плечами словно в нерешительности.
— Хорошо. Почему бы нет… Ведь это моя родина.
«Ее» родина!.. А он полагал, что она бразильянка!
— Нет, я португалка.
Они замолчали. Мария Эдуарда, взяв со стола большой черный веер, расписанный цветами, лениво раскрыла его. И Карлос, сам не зная почему, ощутил, как новая волна нежности залила его сердце. Потом она рассказала ему о своем путешествии: оно было таким приятным; она обожает путешествовать по морю; восхитительным было утро, когда они приплыли в Лиссабон: темно-синее небо, и море, тоже синее-синее, и жар теплого климата… Но едва они сошли на берег, начались неприятности. Их апартаменты в отеле «Центральный» оказались ужасно неудобными. Ниниш всю ночь страдала расстройством желудка. Потом в Порто случилось это происшествие…