Маэстро приехал в экипаже, когда уже смеркалось, на нем был фрак с белым галстуком, и при виде Карлоса и Эги в светлых дачных костюмах он, сконфуженный своим парадом, сразу же почувствовал себя не в духе. Всякая женщина, кроме таких, как Лола и Конча, приводила его в замешательство, он терял дар речи; Мария с ее манерами «гранд-дамы», как он выразился про себя, смутила его настолько, что в ее присутствии он вовсе онемел и сидел красный, не произнося ни слова и теребя подкладку карманов. Перед ужином Карлос повел его посмотреть дом и сад. Несчастный маэстро, задевая полами плохо сидевшего на нем фрака ветки кустарника, делал жалкие попытки выдавить какую-нибудь похвалу «красоте этого уголка», но издавал лишь грубоватые неловкие восклицания вроде «шикарный видик», «чертовски красиво» и т. п. Он злился и потел, сам не понимая, как у него срываются с языка такие ужасные выражения, несовместимые с его тонким артистическим вкусом. Когда садились за стол, он уже молча страдал от приступа жестокого сплина! Даже спор о Вагнере и Верди, затеянный Марией из сострадания к нему, не заставил Кружеса разомкнуть онемевшие уста. Карлос пытался развеселить его застольной беседой и стал вспоминать об их поездке в Синтру, когда он, разыскивая Марию в отеле Лоренс, вместо нее нашел тучную матрону, усатую, с собачкой на руках, бранившуюся с мужем по-испански. Но в ответ на каждое восклицание Карлоса — «Помнишь, Кружес?», «Не правда ли, Кружес?» — маэстро, пунцовый от смущения, лишь скупо ронял «да». Так он и просидел рядом с Марией, как на похоронах, и испортил всем ужин.
После кофе решили прокатиться по окрестностям, Карлос уже взялся за вожжи, Мария, откинувшись на подушки, застегивала перчатки, но тут Эга, опасаясь вечерней прохлады, соскочил с коляски и побежал за пальто. В эту минуту на дороге послышался топот копыт — и появился маркиз.
Карлос не встречал маркиза все лето и не ждал его. Маркиз тотчас остановил лошадь и, завидев Марию, высоко приподнял над головой широкополую шляпу.
— А я-то думал, вы в Голегане! — воскликнул Карлос. — Да и Кружес мне говорил… Когда вы вернулись?
Он приехал вчера. Заглянул в «Букетик» — никого. Сейчас он направляется в Оливаес к одному из Варгасов, который женился и проводит здесь неподалеку медовый месяц.
— Какой Варгас? Толстяк, тот, что увлекается бегами?
— Нет, худой — он яхтсмен.
Карлос, повернувшись, разглядывал лошадь маркиза, маленькую, ладную кобылу красивой темно-гнедой масти.
— Новая лошадь?
— Это лошадка Дарка… Хотите, продам? Я немного тяжеловат для нее, а запрягать такую в dog-cart…
— Покажите-ка ее в ходу…
Маркиз сделал круг, отлично держась в седле и стараясь показать лошадь с лучшей стороны. Карлос нашел, что у нее превосходные стати. Мария промолвила: «Очень милая лошадка, у нее красивая голова…» Тогда Карлос представил маркиза де Соузелас мадам Мак-Грен. Тот развернул лошадь и подъехал с непокрытой головой пожать руку Марии; в ожидании Эги, который застрял в доме, они успели поговорить о лете, о Санта-Олавии, об Оливаесе, о «Берлоге»… Как давно маркиз здесь не был! Последний раз он стал жертвой эксцентричности Крафта…
— Представьте себе, — рассказывал маркиз Марии. — Приглашает меня Крафт на обед. Приезжаю, а садовник объявляет мне, что сеньор Крафт с камердинером и поваром уехали в Порто; но в гостиной сеньор Крафт оставил для меня записку… Иду в гостиную и вижу повешенную на шею японского божка записку примерно такого содержания: «Бог Чи имеет честь пригласить сеньора маркиза от имени своего отсутствующего хозяина в столовую, где он найдет в буфете сыр и вино, а этого достаточно на обед такому толстяку». Таков и в самом деле был мой обед в тот день… Чтобы не обедать в одиночестве, я пригласил садовника.
— Надеюсь, вы за это отомстили! — воскликнула, смеясь, Мария.
— Можете не сомневаться, сеньора… Я пригласил его на ужин, и, когда он приехал ко мне отсюда из «Берлоги», мой привратник сообщил ему, что сеньор маркиз уехал далеко и что в доме нет ни хлеба, ни сыра… В награду Крафт прислал мне дюжину бутылок отличного шамбертена. А этого божка Чи я больше не видел…
Божок Чи, тучный и грозный, по-прежнему оставался в «Берлоге». И, естественно, Карлос пригласил маркиза навестить в тот же вечер, по возвращении от Варгаса, своего старого друга Чи.
Маркиз приехал в десять часов, и вечер прошел как нельзя лучше. Маркизу даже удалось развеять меланхолию Кружеса, которого он железной рукой подтащил к фортепьяно; Мария пела; текла остроумная беседа; и тайное убежище любви сияло освещенными окнами до поздней ночи — в честь первого праздника дружбы.