Эти веселые собрания поначалу устраивались по воскресеньям, и Эга называл их «воскресительными»; но осень становилась все холодней, деревья в саду облетали, и Карлос стал приглашать гостей два раза в неделю, по тем дням, в которые он когда-то, еще в университете, созывал друзей на пирушки: по воскресеньям и четвергам. Ему удалось найти великолепную повариху-эльзаску, хранительницу славных кулинарных традиций, служившую у епископа Страсбургского; беспутство сына и другие беды привели ее в Лиссабон. Мария вносила в приготовление блюд свой тонкий вкус, так что день ужина в «Берлоге» маркиз называл «днем цивилизации».
Стол сверкал; шпалеры, на которых были изображены густые рощи, придавали столовой вид тенистого лесного уголка, где по странной прихоти загорались свечи в серебряных канделябрах. Отменные вина доставлялись из погребов «Букетика». Велись оживленные беседы о любых предметах, земных и небесных, кроме «португальской политики», — о ней не говорили, это считалось дурным тоном.
К кофе выходила Роза, распространяя своей улыбкой, голыми ручками, пышными белыми оборками над черными шелковыми чулками свежий аромат цветка. Маркиз обожал девочку и ревновал ее к Эге, который просил у Марии позволения жениться на Розе и сочинял ей сонет. Но девочка предпочитала маркиза: Эгу она находила «весьма…» — и далее выражала свою мысль, рисуя пальчиком в воздухе волнистые линии, желая этим сказать, что Эга «весьма извилистый».
— Вот тебе на! — восклицал тот. — Это все потому, что я цивилизованней маркиза. Наивность не понимает утонченности.
— Нет, несчастный! — протестовал маркиз. — Это потому, что ты весь книжный!.. Тут сама Природа отвергает искусственность!..
Пили здоровье Марии; она улыбалась, счастливая среди своих новых друзей, божественно красивая, почти всегда в черном платье с небольшим декольте, открывавшем несравненное великолепие ее шеи.
Потом в «Берлоге» стали устраивать по разным поводам настоящие торжества. Как-то в воскресенье, когда звонили колокола и вдали в деревне взлетали ракеты, Эга пожалел, что его строгие философские принципы не дозволяют ему почтить святого, покровителя этой деревни, который при жизни наверняка был весьма милым упрямцем, исполненным мечтаний и доброты… Но, впрочем, добавил он, разве не в такой погожий, сухой день, под необъятным небом, залитым солнцем, произошла битва при Фермопилах? Почему бы не устроить фейерверк в честь Леонида и трехсот спартанцев? И устроили фейерверк, возгласив вечную славу Спарте.
Потом были празднества и в честь других исторических событий. В годовщину открытия Венеры Милосской был зажжен огненный шар. В другой раз маркиз привез из Лиссабона целую пролетку знаменитых исполнителей фадо: Красавчика, Вира-Виру и Зайку, и после ужина над залитой лунным светом рекой до поздней ночи стонали пять гитар, исполняя самые грустные португальские фадо.
Оставаясь одни, Карлос и Мария проводили обычно утро в японской беседке; им было хорошо в этом первом убежище своей любви, маленьком и уютном, где их сердца бились ближе друг к другу. Вместо соломенных циновок Карлос велел убрать беседку красивыми индийскими коврами соломенного и жемчужного цветов. Украшение «Берлоги» было одной из главных его забот: никогда он не возвращался из Лиссабона без какой-нибудь вещицы из саксонского фарфора, старинного фаянса или слоновой кости и, подобно счастливому молодожену, без конца прихорашивал свое гнездышко.
Мария меж тем не переставала напоминать ему о сенакле и журнале, задуманных Эгой; ей хотелось, чтобы Карлос трудился и стяжал себе славу на благородном поприще; она бы еще больше гордилась им, и его деду это бы тоже принесло большую радость. В угоду ей (но отнюдь не из собственных побуждений) Карлос снова принялся писать литературно-медицинские статьи для «Медицинской газеты». Он работал по утрам в беседке. Туда он перенес свои выписки, книги, свою знаменитую рукопись «Медицина древняя и современная». И мало-помалу для него сделалось наслаждением работать здесь в легкой шелковой пижаме, когда под рукой — коробка папирос, а вокруг — свежий шелест деревьев; он обдумывает фразы, а она рядом молча вышивает. Его даже стали посещать смелые и оригинальные идеи, и ему удавалось облекать их в почти безукоризненно четкую форму здесь, в этой тесной, пышно украшенной беседке, которую наполняло благоуханием присутствие Марии. Она чтила его работу как нечто благородное и святое. Утром она сама смахивала с книг легкую пыль, приносимую из окна ветерком; раскладывала белую бумагу, заботливо приготовляла новые перья и вышивала атласную подушку, чтобы труженику было удобней в его просторном кресле, обитом тисненой кожей.