Семен Дежнев — первопроходец

Посад приобретал опыт обычной северной деревни. По утрам из дворов выгоняли коров. Мычащее стадо направлялось к пастбищу под щёлканье бичей мальчишек-подпасков, якутов. В кузницах звонко стучали молотами о наковальни кузнецы, среди которых были и якуты. Ковали стремена к сёдлам, наконечники к гарпунам и стрелам и всякие другие металлические предметы, какие могут понадобиться казаку в походе или посадскому жителю в хозяйстве. В лавках шла бойкая торговля, и приказчики на все лады расхваливали свой товар, зазывая покупателей. Больше всех старался речистый и назойливый Исайка. У съезжей избы сновали приказные с гусиными перьями за ухом. Возле крыльца воеводской канцелярии, у арестантской избы и амбаров с ясачной пушниной, как и прежде, стояли рослые, как на подбор, стражники с бердышами. Из арестантской доносились вопли — секли провинившегося. Ковылял к паперти собора изувеченный хромоногий казачишко, осенивший себя крестным знамением. То ли пыточную камеру прошёл, то ли на дальних реках вражескими стрелами изранен. Теперь вот Христовым именем пробавляется. Немало встречал Семён Иванович в городе и якутов. Кто ясак привёз, кто за покупками пришёл, а кто затеял родичей проведать. Многие служилые и промышленные люди с якутскими жёнами живут и не хуже натуральных саха по-якутски балакают. По всему посаду носятся чернявые, скуластые ребятишки-полукровки, прижитые от якуток. Некоторые из якутов-выкрестов, породнившихся с русскими и принявших русскую веру, взяты на государеву службу, а иные у торговых людей служат. А русских женщин в Якутске всё ещё мало. Если иная выйдет из дома ко всенощной или в лавку к купцу за покупками, оглядываются ей вслед прохожие, смотрят как на диковинку или задирают непристойной шуткой.

А старых знакомых встретил Семён Иванович в Якутске совсем немного. Иные уже никогда не вернутся из дальних странствий. Вечная им память! А иные в походах, открывают всё новые и новые земли и реки, служат в отдалённых зимовьях. Тысячи вёрст нужно преодолеть, чтобы добраться до них. И кто знает, не настиг ли их губительный шторм в Студёном море или зазубренная стрела с вороньим оперением?

За двадцать лет в Якутске сменилась целая вереница воевод, алчных, корыстных, жестоких, не оставивших по себе доброй памяти. Нехорошо говорят и о нынешнем воеводе, Иване Большом Голенищеве-Кутузове, человеке вздорном и грубом. Недобрые отзывы о нём Дежнёву не раз приходилось выслушивать.

Всё же новый воевода принял Ерастова и Дежнёва с определённым интересом. Ему, конечно, доложили о прибытии обоих, теперь уже бывших, приказчиков с Колымы и Анадыри и о том богатом грузе, который был ими доставлен. Иван Большой выдержал паузу в несколько дней, чтобы прослыть человеком дельным и занятым. А потом отдал распоряжение, чтобы отыскать обоих казаков и пригласить в воеводские хоромины. Выслушал и рассказы, остался доволен. По старому обычаю велел преподнести обоим по чарке вина. Ерастов набрался смелости и спросил воеводу:

   — Как распорядишься, батюшка, насчёт дальнейшей службы нашей?

   — Не беспокойтесь, казаки. Службу выберем вам достойную, — ответил воевода. — Учтём вашу исправную службу на дальних реках.

Ничего определённого Голенищев-Кутузов не сказал, больше слушал их рассказы. А отпустив их, сразу же вызвал к себе дьяка.

   — Понравились мне мужики, дельные, старательные, — сказал воевода дьяку. — Вернулись с хорошей добычей.

   — Хорошее пополнение государевой казне, — поддакнул угодливый дьяк, ещё не понимавший, куда клонит воевода.

   — Как нам использовать служилых? Что скажешь, дьяче?

   — Тебе виднее, батюшка. Ты голова всего воеводства, — отвечал дьяк, уклоняясь от прямого ответа.

   — Пошлём-ка обоих в Москву с государевой казной. Мужики, кажется, надёжные. Ивашка будет за старшего. Сын боярский всё-таки. Семейка — Ивашкин помощник, хватит с него, казачишки простого.

   — Хватит, батюшка, хватит, — поддакнул дьяк.

   — Таким можно доверить соболиную и костяную казну. И перед приказными такие в грязь лицом не ударят. И государя нашего, Алексея Михайловича, порадуют.

   — Непременно порадуют, — как эхо, повторил дьяк.

Воевода, конечно, не добавил ещё: «Возрадуется царь. И, глядишь, обласкает, осыплет милостями его, якутского воеводу, Ивана Большого Голенищева-Кутузова». Высказывать свои сокровенные мысли дьяку он не считал нужным.

О решении воеводы Ерастову и Дежнёву было сообщено не сразу. Тем временем Дежнёв с помощью Ерастова, человека грамотного, составил челобитную на имя царя. В обстоятельной челобитной он слёзно жаловался на тяжёлую службу на дальних реках, на великую нужду, просил выплатить невыплаченное за многие годы хлебное и денежное жалованье, напоминал о своих ранах, полученных в боевых схватках.

Тон челобитной традиционен и отличается уничижительностью.