— Возрадуйтесь, казаки. Через Падун вас не поведу. Ходил однажды через него в Братский острожек, где бурятские земли начинаются. А пойдём в Илим, ангарский приток.
Несколько восточнее Мурского порога Ангара круто поворачивала на юг. Ангарой шли недолго и вышли в правый её приток Илим, далеко не широкий. Трудности пути не заканчивались на бурной, порожистой Ангаре. Опасности подстерегали путников и на Илиме. Здесь пришлось преодолевать большой порог, стремнины и перекаты. Дошли до Илимского острожка, поставленного восемь лет назад. Острожек был невелик. Его окружал бревенчатый частокол, ещё не успевший потемнеть от дождей и снегов, с двумя башнями, увенчанными конусообразными крышицами. Среди неприметных острожных построек выделялась церковка с луковичной главкой. Возле острожка выросло поселение с амбарами, избами и лавками. В те времена поселение это обычно называли Ленским волоком.
Илимск становился важным перевалочным пунктом на пути с Енисея на Лену, местом отдыха для путников и в случае необходимости местом их зимовки. Богатые торговые люди обзаводились здесь собственными избами, а недавно возвели гостиный двор.
Здесь караван после тяжёлого пути через ангарские пороги отдыхал двое суток. Впереди предстоял другой нелёгкий участок пути — через волок. Начальник острожка предоставил в распоряжение Бекетова опытного проводника, который не раз проходил этим путём с Ангары на Лену и обратно. Хотя сотник и сам не однажды преодолевал волок, от услуг проводника не отказался.
Шли по малому притоку Илима реке Индирме, а далее уже волоком. Волок вывел в верховья реки Муки. Речка мелководная, извилистая, для плавания неудобная. Часто лодка садилась в илистый вязкий грунт, и сдвинуть её с места стоило больших усилий. Приходилось облегчать груз и часть его перетаскивать на руках. Из Муки выходили в Купу, приток Куты, которая в свою очередь была левым ленским притоком. Собственно волок не требовал продолжительного пути, его можно было пройти за один день, однако было трудно из-за пустынной местности и скального грунта. Приходилось затратить немало усилий, чтобы перетащить тяжело груженные лодки. Часть груза всё же пришлось перетаскивать на себе, взвалив на плечи.
Из Куты входили в Лену, которая до этого текла в северном направлении, а затем круто поворачивала на северо-восток.
— Вот она, голубушка! — восторженно воскликнул Бекетов, простерев руки к реке и потом истово перекрестившись. — Взирайте, казаки... Это же Лена, великая и благословенная Ленушка.
— Чем она так полюбилась тебе, сотник? — иронически сказал Стадухин. — Река как река.
— Ты Ангарой плыл?
— Ну, плыл.
— Ангарские пороги, стремнины проходил?
— Да уж не без этого.
— А теперь посмотри на Лену и возлюби её, коли в тебе живая душа сидит, а не чурка деревянная. Широка, полноводна, без порогов — плыть по ней одна радость. Правда, петляет кое-где в верхнем течении и перекаты есть. Но это не помеха для плавания. А как примет Лена большие притоки, Киренгу, Витим, Олёкму, растечётся вширь без этих извилин. А рыбой всякой богата.
Сотник ещё долго восхищался рекой, которая, как видно, крепко ему полюбилась.
В устье Куты тоже сложился важный перевалочный пункт. Здесь постоянно скапливались торговые и промышленные люди, возвращавшиеся с Лены или следующие в обратном направлении в сторону Якутска. И здесь возводились амбары, строились речные суда разных размеров, устраивались оживлённые ярмарки, на которые стекались не только русские, но и аборигенное население, якуты и тунгусы.
Бекетов договорился с устькутским приказчиком, сдал ему все лодки, которыми могли воспользоваться купцы или казаки в плавании в обратном направлении по Ангаре. А взамен получил три вместительных дощаника с крытыми трюмами, где можно было надёжно укрыть груз и самим укрыться от дождя и непогоды. При попутном ветре на мачте судна можно было поставить парус. Поклажу перегрузили в дощаники и тронулись в дальнейший путь.
Шли на вёслах вниз по течению, а если позволял попутный ветер, ставили на мачты паруса. Сперва река была неширока, местами растекалась до полуверсты меж берегов, а местами стиснутая крутыми каменистыми утёсистыми берегами сужалась всего до полутораста саженей. Река петляла, змеилась, огибая высокие мысы. Иногда, обогнув остроконечный мыс, казалось, возвращалась на прежнее место.
Взобравшись на высокий берег, можно было увидеть пройденный ещё накануне участок реки, серебрившийся в лесной прогалине. Кое-где на берегу дымились костры тунгусских становищ, стояли конусообразные берестяные юрты, паслись олени с ветвистыми рогами, дымились костры.
Приняв справа Киренгу, Лена значительно расширялась.
— Взгляните, казаки, на этот гористый берег! — воскликнул Бекетов, указывая на левый берег реки. — За этим хребтом совсем невдалеке верховья верхней Тунгуски, енисейского притока. Волоком можно перебраться за два дня до этой реки.
— Сейчас пользуются волоком? — спросил Стадухин.