Семена прошлого

—      Мама, все книги только и пишут, что о сексе! Нигде в книгах ничего не сказано о любви. Между прочим, большинство психиатров говорят, что такого понятия, как любовь, вообще не существует. И ты сама никогда не объясняла мне, что такое именно эта любовь. Я даже не знаю, существует ли она. Я думаю, что секс в моем возрасте так же необходим, как вода и пища, а любовь — не что иное, как возбуждение. Это означает, очевидно, что твое сердце сильно бьется, что учащается пульс, кровь горит, а дыхание учащается… Но тогда эта самая любовь — просто природная потребность, а секс ничем не хуже, чем желание поспать. Так что, несмотря на твои старомодные идеалы, я все равно не вижу ничего дурного в том, чтобы уступить, если парень упрашивает тебя. Да, и не смотри так на меня! Виктор хотел меня, а я — его! Он не заставлял меня, не насиловал. Да, я хотела того же, что и он, и позволила ему сделать это!

Она вскочила и посмотрела на меня в упор голубыми глазами:

— Ну, что ж ты?! Давай, назови меня грешницей, как называет Барт! Кричи, говори, чтобы я убиралась; грози, что я попаду в ад! Я поверю тебе не больше, чем я верю ему. Если все это так, тогда девяносто девять процентов людей — грешники, и им дорога в ад, включая тебя и твоего брата!

Потрясенная и оскорбленная до глубины души, я не смогла ничего сказать и вышла.

Проходили чудесные летние дни, а Синди все дулась на меня, на Барта, даже на Криса, запершись в своей комнате. Если к столу выходили Барт или Джоэл, она отказывалась есть. Она даже перестала принимать душ по нескольку раз в день. Ее волосы стали такими же тусклыми, как у Мелоди в ее последние несчастливые месяцы в нашем доме; и, казалось, она встала на тот же путь забвения всех нас, что и Мелоди. Однако даже горечь ее положения не отняла у нее огня и красоты, и ее глаза все еще блестели, а сама она была все так же хороша.

— Ты добьешься лишь того, что станешь чувствовать себя несчастной, — сказала я ей однажды, войдя в ее комнату и увидя, как она поспешно выключает телевизор. В ее комнатах было все, что может пожелать молодая женщина, всевозможные предметы роскоши, исключая лишь телефон, но Синди будто стремилась доказать всем, что ей в жизни не остается ничего, кроме единственного удовольствия — смотреть телевизор.

Она сидела на кровати, с обидой глядя на меня.

— Отпусти меня, мама! Пойди к Барту, скажи ему, что я уезжаю и никогда больше не потревожу его. Я никогда не вернусь в этот дом! НИКОГДА!

— Куда ты уедешь, Синди, и чем ты будешь заниматься? — спросила я, опасаясь, что однажды она тайком убежит, и мы никогда больше не узнаем о ней. Денег у нее было самое большее на две недели.

— Я БУДУ ЖИТЬ ТАК, КАК Я ХОЧУ! — закричала она. По ее бледному лицу, уже потерявшему красивый летний загар, потекли слезы жалости к самой себе. — Ты и отец всегда были щедрыми ко мне, поэтому у меня не будет необходимости торговать собой за деньги, если это то, о чем ты думаешь. Но именно сейчас мне хочется этого. Я теперь ощущаю себя именно тем, о чем говорил Барт, и от чего он меня предостерегал. Так пусть он торжествует!

— Нет уж, тогда оставайся в этих комнатах до тех пор, пока ты не ощутишь себя тем, чем я хочу, чтобы ты была. И только тогда, когда ты сможешь разговаривать со мной уважительно, без крика, и принять здравое решение о том, что ты намереваешься делать в этой жизни, — только тогда я помогу тебе уехать из этого дома.

— Мама! — с рыданиями бросилась она ко мне. — Я не могу выдержать твоей ненависти! Я же не виновата, что люблю мальчишек, а они — меня! Я была бы рада хранить и беречь себя для некоего прекрасного принца, но я никогда его не встречала в жизни! Когда я отказываю мальчишкам, то они просто идут к другой девушке, которая не откажет. Как тебе это удалось, мама? Как ты удерживала всех этих мужчин возле себя, и они любили тебя и только тебя?

Всех этих мужчин? Я не знала, что ответить на это.

Как и все родители, застигнутые врасплох вопросами детей, я постаралась избежать ответа, которого у меня и не было.

— Синди, ты ведь знаешь, что мы с отцом очень любим тебя. Джори тоже любит тебя. А близнецы улыбаются, как только завидят тебя. Поэтому прежде, чем сделать что-нибудь необдуманное, обсуди это с отцом, с Джори; посвяти нас в свои планы. И если они разумны, мы поможем тебе в их осуществлении.

— А вы не расскажете Барту? — с подозрением спросила она.

— Нет, милая. Барт уже доказал всем нам, что он становится неразумным, как только речь заходит о тебе. С того самого времени, как ты вошла в нашу семью, он оскорблял тебя, но и теперь я не вижу значительных изменений. Что касается Джоэла, он мне не нравится так же, как и тебе, и он не имеет права обсуждать твое будущее.

Она обняла меня за шею:

— Ах, мама, прости меня, я наговорила столько глупостей и плохих слов! Мне хотелось кого-нибудь обидеть так же как Барт обидел меня. Спаси меня от Барта, мама! Помоги мне, пожалуйста!