Аапо хозяйничал в другой половине Юколы, которая называлась Аапо-Юколой. Дом его стоял в нескольких сотнях шагов от старой, родной избы. В жены он взял Хинрику Конккалу, миловидную и во всех отношениях славную женщину. Она была хорошая хозяйка и ласковая жена. Аапо был доволен ею, но считал нужным время от времени со строгим лицом выговаривать ей и назидательным тоном давать советы по части домашнего хозяйства. Жена выслушивала их либо молча, либо щуря глаза и заливалась веселым, простодушным смехом. Хозяин Аапо часто поучал также работниц и служанок, когда оставался недоволен их работой. Как-то он резко отчитал старшую работницу, подметавшую пол; по его мнению, девка сильно пылила и оставляла сор по углам. Аапо вдруг вскипел, вырвал у работницы веник и принялся сам проворно подметать избу заново. Дойдя примерно до половины, он сунул веник обратно в руку бедной девке и сказал: «Вот как должна мести хорошая служанка». Хозяйка, наблюдавшая от очага за тем, как Аапо с веником в руках поучает работницу, звонко рассмеялась, щуря глаза и держась руками за колени. Услышав смех, Аапо посмотрел на жену суровым, укоряющим взглядом. Впрочем, он был всегда справедлив и к служанкам и к работникам, и все в один голос, хвалили его за это.
Аапо занимался также врачеванием, чему выучился по старому домашнему лечебнику. И нередко помогали его снадобья, им же самим придуманные и приготовленные из целебных трав. Особенно славился он как искусный врачеватель рожи, поносов, обмороков, свинки и чесотки. Массажист он был бесподобный; не один человек, побывавший у него в руках, получал облегчение. Желудочные и некоторые иные боли он зачастую лечил исключительно массажами. И так как в беде не до стыда, то случалось раз-другой, что и бабам приходилось ложиться под врачующую руку Аапо, когда у них непрерывно жгло и сосало в груди.
Была одна баба, жена старика тряпичника Матти Тервакоски, которую неотступно мучили кошмары. Подчас они донимали ее каждую ночь, много недель подряд. Когда они оставляли ее в покое, баба уже радовалась избавлению, но вдруг все опять начиналось снова, и она снова не находила себе места. Она обошла и знахарок и лекарей, но все попусту. Наконец до ее слуха докатилась молва о великом искусстве Аапо Юколы, и она решила еще раз обратиться за помощью. С узелком и вязаньем в руке она проделала долгий и утомительный путь в Юколу. Но зато там она на веки вечные избавилась от своего недуга.
Аапо был еще и отличным заседателем. Приставив руку к уху, он внимательно и серьезно слушал дело, сидя на скамье присяжных в судебной избе. Изредка он гордо вскидывал голову, и на губах его играла тонкая, самодовольная усмешка. Его приговор всегда был мудр, справедлив и беспристрастен. Сам судья знал это и всегда терпеливо выслушивал его несколько длинные речи, когда он, размахивая рукой, излагал свое мнение по делу.
Так жил в своем мирном углу Аапо, славный хозяин и славный отец своих резвых ребятишек.
А Туомас, крепкий и плечистый, хозяйничал в недавно основанной Импивааре. Где найдется такой человек, который бы посмел кичиться перед хозяином Верхней Импиваары? Велика была его сила, и все его существо дышало уверенностью и спокойствием. В работе по хозяйству он не проявлял излишней спешки и суетливости, но все же держал всех в повиновении и страхе божьем — как дома, так и на полях. Он был самым щедрым из братьев и всегда выказывал доброту и ласку к страждущим и обездоленным. Он не расспрашивал и не выпытывал, что довело просящего до такой бедности; и если даже человеку по собственной вине пришлось взяться за нищенский посох, Туомас не попрекал его, он помогал всем без разбора, думая про себя: «Ведь ты же несчастен!» Больше всего он жалел маленьких бездомных девочек, которые с робким взглядом и трепещущим от страха сердцем ходили по миру. Двух таких нищенок он взял к себе в дом, где их растили и холили не хуже, чем собственных детей; а в них тоже не было недостатка, и все они были проворными мальчуганами.
Женат он был на единственной дочери Хяркямяки, женщине статной и степенной, которая вполне заслужила такого мужа, как хозяин Импиваары. Высокого роста, расторопная, но не суетливая была эта женщина. Гордо вздымалась ее грудь, из-под белого с красными клетками платка выбивалась толстая, льняного цвета коса и красиво падала на спину. Чело светилось спокойствием, в сердце, прямом и открытом, всегда жил страх божий. Она была хозяйкой Импиваары и отличной наставницей детей — как родных, так и приемных. Взгляд ее чистых, добрых глаз часто покоился на головках девочек, которые однажды, беззащитные и одинокие, оказались в ее доме.
Так, в спокойствии, текла жизнь Туомаса, приближаясь к тихой гавани. Часто сравнивают жизнь человеческую с бурным потоком. Но жизнь Туомаса, начиная с той поры, как он сделался хозяином в Импивааре, и до самого его смертного часа, мне хотелось бы сравнить с рекой, которая величаво несет свои воды к безграничному, вечному океану.