Семеро братьев

«И они все вместе закричали, да так, что камень и земля вокруг него дрогнули; даже быки в испуге отпрянули на несколько шагов. Страшен был этот неожиданный вопль семерых молодцов, с которым слился тоскливый скулеж собак. Так прокричали они пять раз. Лес гудел, далеко раскатывалось эхо. После пятого, самого протяжного и самого отчаянного вопля братья присели перевести дух, а затем вновь принялись за дело и прокричали еще семь раз. Потом стали выжидать, что из этого получится. С побагровевшими лицами, с налившимися кровью глазами, они сидели на обросшем мхом камне, и груди их вздымались, как кузнечный мех».

Совершенно в интонациях героического эпоса выдержано и описание кровавого уничтожения быков из охотничьих ружей, когда «густое облако дыма окутало камень Хийси, а сквозь дым с грохотом и огненными вспышками летела смерть в бычье стадо…»

Однако дикое лесное существование с его элементами социальной утопии, выросшей как протест против современного буржуазного мира, и с идиллическим упоением «малыми радостями» пребывания у вновь созданного домашнего очага подорвано внезапно возникшим у братьев отвращением к мясной пище.

Таким способом мотивируется переход братьев к более высокой ступени культуры — к земледелию и скотоводству, причем действуют они совсем так, как поется о герое «Калевалы» Вяйнямёйнене, когда он, впервые решив посеять хлеб, услышал голос синицы:

«Не пойдет ячмень у Осмо,
Не взойдет овес Калевы,
Не расчищено там поле,
Там не срублен лес под пашни,
Хорошо огнем не выжжен».

И Вяйнямёйнен вырубает лес, оставляя лишь березу, чтобы на ней отдыхали птицы, после чего орел доставляет ему огонь, а ветры раздувают его:

Превращают рощи в золу,
В темный дым леса густые.

И только после того как зерно посеяно в расчищенную почву, выйдя в поле, —

Видит он ячмень прекрасный,
Шестигранные колосья,
Три узла на каждом стебле.[2]

Такой же культурно-исторический характер носит в романе повествование о том, как братья вырубили часть леса, расчистили и подожгли подсеку и только тогда смогли посеять хлеб. А потом следуют в естественном порядке дальнейшие шаги на пути к цивилизованному существованию: обзаведение домашними животными (кроме романтических кота и петуха, старой лошадки и собак), отказ от водки, которая на время превратилась в угрозу их семейному миру и единству, решение возобновить обучение грамоте, мысли о возвращении в Юколу, но уже теперь — на новой основе, зажиточными, остепенившимися людьми, — наконец, обзаведение отдельными хозяйствами и собственными семьями.

Так совершается выход братьев из утопии, прощание с «богатырским» периодом существования, включение их образов в контекст реалистического повествования о современной жизни. Так совершается и переход Алексиса Киви от протеста против современной буржуазной действительности к попытке примирения с нею.

IV

Итак, движение романа — от протеста к примирению. В начале романа братья и окружающие их люди представляли собой два противоположных полюса, враждебных друг другу.

Венла с матерью, молодежь Тоуколы, пастор и кантор, «полк Раямяки» — во всех этих людях сказывалось враждебное братьям начало, и они имели все основания сделать вывод о том, что окружающий их мир погряз в корысти, жестокости и несправедливости. И тут, помимо общей исторической противопоставленности образов братьев образам современных людей, в книге звучит и демократически окрашенный мотив социального протеста.

В столкновении с Виэртолой, для которого благополучие его бычьего стада во много раз важнее семи человеческих жизней, «семи живых душ», — не только юридическая, но и моральная правда на стороне братьев.

«Закон для всех один, — говорит Юхани барину, — перед ним мы все равны. Хоть ты, хоть я — оба мы выскочили на свет из-под бабьего подола, одинаково голенькие, совсем одинаково, и ты ни капельки не лучше меня. А твое дворянство? Пусть на него капнет наш старый одноглазый петух!»