Пришло лето, начались полевые работы. Братья то пахали и боронили свое поле, то расчищали в лесу луг, то строили на горелой поляне новый хлев. Вначале им было нелегко привыкнуть к размеренному труду земледельца. Но, пересилив себя, они в конце концов освоились и работали все будни от зари до зари. Хлев скоро был готов, былой пустырь превратился и рыхлую пашню, и все обширней становился в лесу новый луг Лухтанийтту, дававший много сена, хотя на нем было еще немало пней и кочек. Наступил сев. Братья опять продали участок леса и на вырученные деньги купили ржи, и Туомас засеял новое поле Импиваары, разбросал на вспаханную землю три бочки семян. Вскоре уже ощетинилась стрелками озимь, пышно зеленевшая под свежими сентябрьскими ветрами.
Пожелтела береза, осина стояла в своих багряных одеждах, по вечерам над Лухтанийтту стелился белый, сырой туман. Опять была осень. Братья и на этот раз не забыли о припасах на зиму; кроме того, в хлеву стояли теперь три телки и молодой круглолобый бычок. Полевой страде пришел конец, все отдыхало под сугробами. И в избе за столом закипела другая работа — работа с букварем. Братья снова усердно занимались грамотой, и умение их росло, хотя и медленно. Читали они уже неплохо и теперь принялись учить на память отрывки из букваря. В каждом углу слышалось упрямое бормотание, все стремились быстрей добраться до красного петушка на обложке букваря и один за другим в конце концов достигли цели: первым Лаури, за ним Аапо и Симеони, потом и Туомас. Но Юхани и Тимо топтались еще далеко позади. Наконец и Тимо доплыл до заветной гавани, а раздосадованный Юхани все еще потел и кряхтел над «Верую». У него даже сердце ныло при мысли, что он последний из всех; но увы, помочь ему могли только собственное старание и труд. Правда, читал он разборчивей и быстрей, чем Тимо, но Тимо опередил его в заучивании молитв.
Те, у которых букварь уже крепко сидел в голове, решили несколько дней отдохнуть, чтоб окинуть ликующим взором пройденные муки и хлопоты. С ружьями в руках они облазили на лыжах окрестные леса; их пули валили то зайца-беляка под снежной елью, то неуклюжего глухаря, который, нахохлившись от мороза, сидел на бородатой ветке у лесной опушки. А Юхани, в одной рубашке, по-прежнему потел над букварем. С досадой теребя волосы, он продолжал мусолить плотные страницы своей книжки. Нередко случалось, что он, скрипя зубами, чуть ли не плача, вдруг бросался из-за стола к сосновой колоде в углу и, подняв ее над головой, с силой швырял на пол. Изба вздрагивала, раздувалась короткая рубаха Юхани. Так он время от времени хватался за колоду, ибо сидение за букварем было для него тяжким трудом. Потом он опять садился за стол повторять трудный урок. И когда пришла весна, Юхани тоже знал свою книжку от корки до корки и, гордо посмотрев вокруг, захлопнул ее.
Растаяли сугробы, стекаясь ручейками на луг, а оттуда в болото Сомпиосуо. Братья взялись за постройку овина; они решили поставить его поблизости от избы, на самом ровном месте поляны. И снова вокруг разносился стук топоров и удары деревянного молота. И когда лето было в разгаре, когда зазеленели леса и луга, заколосилась рожь, овин Импиваары был готов. Природа оделась в свой прекрасный летний наряд, на ниве цвела и благоухала рожь, и хозяева Импиваары были полны самых радужных надежд. Но вдруг сменился ветер, и весь долгий день дул суровый сиверко, принесший с собою холод. Только к вечеру он стих и ушел на покой. Но эта ночь была холодна и безмолвна, как могильный склеп, на землю лег седой заморозок, сдавив ее, — так ночной кошмар давит грудь молодой девушки. Наутро солнце печально взирало на плоды трудов этой ночи, на заиндевелые, вымерзшие нивы. Братья вышли из избы спозаранку и с ужасом увидели, какую беду принес им заморозок; и мрачно стало у них на душе. Через два-три дня их тучное поле пожелтело и зачахло.
Ю х а н и. Так пропала наша надежда, пропало золотое поле. Одна соломка осталась, а колос совсем сник и завял. Да, ребята, так вот и лишили нас еды на весь год.
Т у о м а с. Удар тяжелый, особенно когда вспомнишь, до чего трудно стало с дичью. Ведь осенью мы обрыскали все леса, точно рыси, и еле-еле сумели запастись на зиму.
Ю х а н и. Что нам делать? Не бросать же поле — мы в него столько трудов вложили, столько поту пролили, пока очистили от камней.
Т у о м а с. Нет, осенью засеем снова. Ведь заморозки здесь не каждый год, хорошее лето чаще бывает, чем такое — с инеем на бороде.
А а п о. Сдается мне, что пока на Сомпиосуо будет расти клюква да плавать лягушки, к нам в гости каждое лето станут наведываться заморозки. Пожалуй, так и будет. А потому, если хотим уберечь поле, давайте-ка осушим болото: выкопаем канавы и отведем воду. Так мы одним выстрелом убьем двух зайцев, спасем от морозов поле и разделаем новый луг.
Т у о м а с. С этим, по-моему, все согласятся. Больше ничего не остается, если заниматься здесь, в глуши, хозяйством.