Семи смертям не бывать

С детства Данилка не отличался физической силой. В мальчишеских драках он побеждал чаще ловкостью. Но сейчас сознание перенесенных за последний день унижений, боль за Отца, мысли об отряде придали ему силы. Он увертывался от цепких лап, тянущихся к его горлу, слышал хриплое дыхание врага.

То и дело он оказывался на земле, под тяжелым телом, но, вывертываясь ужом, уходил, разрывая кольцо схватывавших его железным обручем рук.

человека, тяжело дыша и ругаясь, еще долго катались по траве. И когда наконец встал, второй остался лежать, раскинув руки, обратив к небу свое крупное, со щелками глаз лицо.

Стараясь не смотреть на лицо солдата, Данилка быстро расстегнул на нем нагрудный карман гимнастерки, достал оттуда документы и спрятал в пиджак. Больше всего ему хотелось поскорее отойти от трупа. Он слышал, как гулко стучит в груди сердце. К горлу подступала тошнота.

Захватив винтовку, Данилка спустился с пригорка, полем дошел до ближнего леса. Здесь он, заметив место, закопал винтовку. Все это он делал почти механически.

Ночью добрался Данилка до Дюртюлей, не ожидая утра, разбудил Чеверева, подробно рассказал о разведке в Бирске. Выслушав разведчика, командир тут же стал готовиться к встрече с врагом. Судя по всему, на этот раз белые решили нанести решительный удар по отряду, уничтожить «дюртюлинскую язву», разъедающую белый тыл.

Как выяснилось потом, Чеверев верно оценил обстановку. «Дюртюли должны быть взяты!» — таков был строжайший приказ уфимского штаба белочехов. Из Бирска двинулись на Дюртюли два добровольческих полка, несколько рот чехов, кавалерийский эскадрон. Это воинство было подкреплено артиллерийской батареей. Чеверев мог выставить со своей стороны до двух тысяч штыков.

В ту же ночь, когда пришел Чирков в отряд, закипела работа. Чеверев поднял бойцов, рассказал о данных, полученных разведкой.

— Готовьте, братва, встречу чехам! — предупредил он боевиков.

Мирно спавшее ночное село тут же превратилось в гудящий голосами, потревоженный боевой лагерь. Чеверевцы чистили оружие, готовили к бою единственную пушку, рыли на окраине села окопы. Боевикам помогали крестьяне. Чеверев, объезжая позиции, благодарил рывших окопы бородачей:

— Вот спасибо, отцы! Окопы хорошие. Разобьем здесь чехов.

— А как, товарищ Чеверев, насчет оружия? Винтовочку хоть одну на двоих, — просили его бородачи.

Будь у Чеверева оружие, он смог бы увеличить свой отряд чуть ли не вдвое. Но ни одной свободной винтовки в отряде не было. Чеверев с часу на час ждал пароход из Николо-Березовки, который должен был подбросить давно обещанные командованием 2-й армии винтовки и боеприпасы.

Но случилось так, что чехи, сделав глубокий обход по правому берегу реки Белой, оказались в тылу отряда, захватили стоящий у пристани пароход с оружием для Чеверева и взорвали его. Так неудачно началась для чеверевцев эта встреча с врагом.

В тот же день Чеверев получил посланное с крестьянином письмо от генерала, командовавшего карательной экспедицией белых. Воспитанник военных академий, издеваясь над военной безграмотностью простого рабочего, нигде не учившегося полководческому искусству, писал: «…Уходи или сдавайся в плен. Не сделаешь ни того ни другого — будешь разбит в пух и в прах… Попадешь мне в руки — места живого не оставлю на твоем теле!»

С тем же крестьянином, который принес это послание, Чеверев отослал генералу ответ:

«Генерал! Ты большой чудак и… дурак! Неужели ты думаешь, что я без боя отдам тебе Дюртюли? Нас не застращаешь… Угроз не боюсь. Жду в гости. Чеверев».

После обмена этими «дипломатическими нотами» начался ожесточенный бой за Дюртюли.

Ранним утром 8 августа село было окружено. Главные силы белых наступали вдоль тракта, проходящего через центр Дюртюлей.

Первая атака врага была успешно отбита чеверевцами, засевшими в вырытых накануне окопах. Единственная пушка — Петрушка, как ласково называли ее боевики, — вела меткий огонь по наступающим цепям. К исходу дня поле перед окопами было усеяно трупами противника. Но и в отряде были большие потери. Вот когда нужен был резерв, для которого вез оружие захваченный чехами пароход.

На следующий день белые перестроили боевые порядки, собрали ударный кулак, ввели в бой свежую часть. Наступали пятью цепями. Сзади, угрожая расстрелом тем, кто побежит, шли чехи. Атака следовала за атакой. Противник хотел любой ценой выбить чеверевцев из окопов. Но в середине дня поредевшие ряды чеверевцев неожиданно поднялись в контратаку. Боевиков вел пылкий и беззаветно храбрый Хохрин. Натиск был настолько силен, что белые отступили до деревни Иванеево. Этот успех сильно приободрил чеверевцев.

Данилка Чирков, ни на час не покидавший окопов, участвовал в хохринском броске, занимал оставленное врагом Иванеево. Здесь он столкнулся с раненным в плечо Чеверевым. Командир, увидев Данилку, бросился к нему:

— Давай на левый фланг. Передай Басынину, чтобы шел к нам сюда на помощь.