СемьЯ

– Больно… – шепчет Женя, голос у нее слабый и ломкий.

– Главное, что живая… – Саша не может справиться с собой, она плачет, она почти срывается в истерику. Ее правая рука крепко сжимает липкую ладонь, и Женя, едва поняв это, мигом отстраняется:

– Ты че, вообще уже? – ее голос тяжелеет.

– Заткнись, – советует Юра, мягко ощупывая Женин нос. – Не сломан, нормально… Голова кружится? Тошнит?

– Нет, – отбивается Женя, которая с каждой секундой все больше и больше напоминает саму себя. – Все в пор-рядке, нор-рмально я! Что эта полоумная тут забыла?..

– Эта полоумная тебя и нашла, – отвечает Юра, и Женя приподнимает брови, тут же зашипев и скривившись от боли. – Я думал, что ей показалось. Честно говоря, я вообще не рассчитывал, что мы тебя найдем. А Саша убежала в тоннель и… И привела к тебе.

Женя молчит. Смотрит на Сашу так, будто впервые ее видит.

Но Саша этого не замечает – она рыдает так, будто хочет выплакать всю тяжесть, скопившуюся в груди. Страх, одиночество и непонимание – все, что по капле собиралось внутри нее в эти сумасшедшие дни, отыскивает выход и превращается в слезы.

– Саша! Саш… – негромко зовет Мила сверху.

– Дай ей поплакать, – просит Юра, и все умолкают. Ждут.

Саша рыдает, лбом уткнувшись в ледяной бетон. Ей, быть может, только этого и надо – пореветь, жалея себя за сорвавшуюся встречу с папой, надеясь отыскать выход, надеясь не развалиться и выдержать каждый пинок от судьбы. Юра сидит рядом.

И только когда поток рыданий, стонов и всхлипов подходит к концу, а Сашу сотрясает крупная дрожь, он кладет руку ей на плечо.

– Ты была права, я зря тебя не послушал. Но если ты еще хоть раз убежишь от остальных, я тебя своими же руками…

– Я знаю, знаю… Прости меня… – она всхлипывает и вытирает щеки, чувствуя, как лицо уродливо раздулось от рыданий. Отворачивается, хоть в полутьме этого и не видно.

– Ну, закончили свой концер-рт? – желчно спрашивает Женя. Теперь разбитое лицо как нельзя кстати подходит к ее грубости. – Идти можно?

– Да, извините, я просто… Я просто сорвалась. Простите.

Они поднимаются. Юра поддерживает Женю под локти, вглядывается в ее лицо, будто ждет, что она закатит глаза и рухнет в обморок, или скривится от боли, или качнется в сторону… Но нет. Кажется, Женя отделалась лишь разодранными ладонями и разбитым лицом – в остальном она цела.

А вот Саша, стоит ей только шагнуть вперед, сразу же останавливается, стиснув зубы.

– Что такое? – взволнованный голос сверху. Это Мила.

– Все нормально, – звук выходит искаженный, глухой. Юра оборачивается:

– Что?.. Где-то болит?

– Нет.

– Давай ты сейчас не будешь мне врать.

– Давай. Кажется, я ногу подвернула. Немного.

Юра ругается, протяжно и отчаянно.

– Зато все живые! – шепотом кричит ему Мила.

И с ней трудно не согласиться.

Глава 7

Саша медленно шла, опираясь на Егора, который, кажется, волновался за нее больше всех – он уже разминал ее опухшую щиколотку, пытался замотать рукавом своей куртки и просто накрывал ладонью, будто бы желая излечить. Но нога распухала все больше и уже едва помещалась в ботинке, а поэтому бродяги едва шли – даже Валюшка спокойно вышагивала вперед, любознательно осматриваясь по сторонам.

Женя молчала. Не язвила, не подкалывала, не грубила. Не смотрела даже.

Ее разбитое лицо чудилось застывшей глиняной маской.

– Костю теперь точно не найдем, – буркнул Юра. – Сашка, дура, мало того, что чуть не убилась, так еще и…

– Зато Женя теперь с нами, – не согласилась с ним Мила, держа Валю за руку. – Чем она хуже?

– Всем, – криво ухмыльнулась Женя.

Саше не хотелось говорить. Она сосредоточилась на шагах – если ступню поставить вот так, то будет чуть легче, а боль не выжжет все мысли в ее голове. Дышим, шагаем. Хорошо, что можно опереться на Егора – он для того и шел рядом с ней.

Саша смотрела на него с благодарностью. Он же в ответ лишь улыбнулся, отвел глаза и чуть крепче сжал ее плечо.

И тут Мила взорвалась хохотам – неожиданно и вроде как без причины. Бродяги вздрогнули. Смех ее, истеричный, был слишком громким для искреннего, но даже он сейчас казался спасением – разлился под потолком, словно хорал, проник в каждый закуток, едва освещаемый рыжеватым светом. Обогрел.

Все обернулись, и Мила зажала ладонью рот. Лицо у нее стало землистым, глаза ввалились еще больше, но она все равно смеялась.

– Ой, Саша, – сказала она. – С нами все нормально, а ты только появилась и сразу… Рука сломана, хромаешь. Отличный прием мы тебе тут устроили.

– Да сама дура, – Саша с улыбкой махнула рукой. – Ладно уж. Даже ногу не жалко, только бы спасти кого-то…

Женя промолчала. Сделала вид, что Саша им всего лишь пригрезилась.

Они шли дальше, но теперь у каждого была крохотная смешинка от Милы. Если бы можно было ее поймать, как светлячка, и сунуть в карман, то Саша бы так и сделала. Она подумала, что именно этого не хватает в этих тоннелях, которые до сих пор прячут одинокого Костю, которые доверху заполняются черной водой и отрезают бродяг от города.

Смех как будто бы разорвал пространство, разорвал и сам страх, даже дышать стало легче. Обычный смех, а сколько в нем, даже неискреннем…