Семья

Сначала мне высказали, что звонить на мобильник дорого, роуминг и все дела. А потом мама, как бы невзначай, потребовала мобильник и себе тоже. Я сама не поняла, как все случилось. Только что болтала с мамой, а потом набираю Катьке, говорю, что скинула ей денег, и прошу купить маме недорогой телефон. Катька меня, конечно же, пропесочила и обругала, но мобильник все-таки купила и передала маме. С того момента мама стала звонить чаще, пока я не разоралась и не сказала, что у меня работа и времени на болтовню нет. Мама обиделась и не звонила мне две недели, но как только позвонила, все вернулось на круги своя.

– Ты не думай, доча, что я деньги просто так клянчу, – вздохнула она. Голос был мягким, и я поначалу оторопела, когда услышала его. Но очень скоро я и к этому привыкла. – Ты, как уехала, тяжко нам стало совсем. Братьям вон в школу то одежда нужна, то учебники с тетрадками. Я куплю рубашку, а они через месяц из неё выросли. Ты пришли хоть сколько, а я потом отдам. Устроюсь вон полы мыть в школу, да с зарплаты отдам.

– Хорошо, – чуть подумав, ответила я и тем же вечером скинула ей деньги. Потом подошла к окну, посмотрела на улицу и мотнула головой, проклиная собственную мягкотелость. Внутренний голос шептал, что это мама. Ей тяжело, а я, дрянь такая, равнодушно слушаю её жалобы и ничего не делаю. Другой голос злился, что я сдалась и снова превратилась в прежнюю Настю. Покорную и готовую сожрать любое вранье.

Со временем просьб стало больше. Дай на лекарства, еда кончилась, Матвей штаны порвал, Андрейке в школу учебники нужны, отца в больницу положили, прокапать надо, пока не помер. Я выслушивала, кивала, а потом шла в банк, чтобы перевести маме денег. Ночь на дворе, работа или выходной – я выходила и шла к банкомату, чтобы перевести деньги.

Мама перестала интересоваться, как у меня дела. Каждый разговор начинался с нытья и заканчивался ненавязчивым, как ей казалось, выуживанием денег. Я стала раздражительной, а звук входящего сообщения заставлял дергаться и злиться. Однако я ничего не могла с собой поделать. Казалось, еще вчера я радовалась, что избавилась от маминой опеки, как она достала меня даже на другом конце страны. «Сама виновата», сказала мне однажды Катька, приехав ко мне.

Взяла отпуск, билеты и, сообщив, что едет, примчалась через пару дней. Конечно же я вписала её у себя, сразу же отвергнув предложение подруги переночевать в отеле. Ну а когда мы с Катькой сидели на диване вечером и потягивали вино, то я снова подняла тему семьи.

– Думала, что все по-другому будет, а воз и ныне там, – пожаловалась я Катьке. Та сделала глоток вина, чуть подумала и поджала губы. Верный признак того, что подруга будет ругаться.

– Сама виновата, – буркнула Катька. – Я говорила тебе, чтоб ты ограничила общение с ней, а ты? В одно ухо влетело, из другого высралось. Вместе с мозгами.

– Катя…

– Чего «Катя»? Или скажешь, что я вру?

– Нет, не врешь.

– Привыкли они на твоей шее сидеть, – добавила она. – Думаешь, там поменялось что-то, когда ты уехала? Год прошел уже, а мамка твоя буреет, как и отчим. Выйдет к подъезду и давай тебя хуями крыть, какая ты пизда, мамку бросила, братьев бросила, отчима за человека не считаешь. А бабкам только это и надо. Как у тебя еще уши не сгорели, а?

– Не знаю, – рассмеялась я. Пусть и немного грустно.

– Не, Насть. Не понимаю все равно, почему ты терпишь, – покачала головой Катька. Я промолчала и глотнула вина. Катьке, чтобы опьянеть надо было две бутылки. Я пьянела от одного бокала. – Или ты думаешь, что Мотя, как школу закончит, твое место добытчика займет?

– Надеялась на это, – честно ответила я и нахмурилась, когда Катька рассмеялась. – Чего?

– Ничего. Если и займет он какое-нибудь место, так на нарах. На той неделе пиздюка зажал возле гаражей, хер вывалил и приказал отсосать ему. Повезло, что пацан вырвался и убежал. Его папка потом дегрода этого по всему двору гонял. Жаль, что не догнал. Может и сделал бы что полезное для всего человечества.

– Он все время таким был. Странным, – хмыкнула я.

– Угу. Странным. Странным был Семёнов, который на уроках козюльки жрал. А этот… Не, Насть. Это не странность, это пиздец. Ладно, хер с ним, с Мотей вашим. Сама чо делать думаешь?

– Не знаю, Кать, – вздохнула я. – Умом понимаю, что это неправильно, что меня используют, а сердцем не могу отказать. Говорила же, сломали меня.

– Тогда чинись давай, – перебила меня Катька. – К психологу сходи, таблетки попей какие-нибудь. Набухайся на крайний случай.

– И в отчима превратиться? – спросила я и вздрогнула, вспомнив его оплывшую рожу и сальные глазки. – Фу, блин.

– В твоей башке надо хорошенько покопаться, родная.

– Надо, – кивнула я и, снова вздохнув, улыбнулась подруге. – Спасибо, что выслушала.

– А, иди в жопу, – зевнула Катька и колко усмехнулась. – Чо мы, чужие друг другу, что ли?

– Порой мне кажется, что ты мне роднее, чем братья, – Катька улыбнулась и, прищурившись, посмотрела на почти пустую бутылку вина.