Семья для чемпиона

– Ава, подожди, – летит мне в спину. – Постой.

Я торможу, схватившись за ручку двери. Ругаю себя, но все же оглядываюсь.

– Я придурок.

– О-о, еще какой! Рада, что ты это хоть к тридцати двум годам осознал.

– Ты хорошо воспитала сына.

– Да.

– Нашего…

– Моего, Гордей, – перебиваю без тени улыбки. – Мо-е-го.

– Твоего. Окей. Но… я хотел бы попробовать наладить с ним контакт. Знаю, что уже просрал все, что было можно. Знаю, что я на хрен ему не сдался. И пример для подражания я хреновый, будем честны… Но может, еще можно что-то исправить? Во всяком случае, я хочу попытаться.

– Настолько сильно по башке сегодня приложили?

– Можешь считать и так. А вообще, проблемы у меня со здоровьем. К играм допуск дали скрипя зубами и закрыв глаза. Может, мне жить осталось пару месяцев, кто его знает. Не знаю. Хочется… ну… впервые в жизни правильно, что ли, все сделать.

– Если это очередная попытка мной манипулировать…

– Нет, – парирует Гордей спокойно. – Я по уши в дерьме. Задолбался барахтаться один.

– И ты сейчас у меня поддержки ищешь? – округляю в удивлении глаза. – Не будет этого. Ты мою жизнь уничтожить пытался. Ярослава раздавить. Ты все сломал. Своими руками, Гордей, сломал. И хочешь сейчас, чтобы я тебя пожалела, серьезно?

– Не нужна мне твоя жалость!

– А что нужно? Благословение? Или это ты так топорно извиняешься?

– Можно и так сказать. Осмыслил я все. Осознал. Испугался сдохнуть в одиночестве, всеми ненавидимый. Ясно? – морщится и бубнит зло. – Просто ответь, у меня есть хоть малейший шанс на ваше с Димкой прощение?

В сердце что-то болезненно колет. Сердобольность моя, видимо. Чисто интуитивно понимаю, что не шутит он. Не играет и не юлит. Отвожу взгляд. Обдумываю услышанное. Мне хочется Гордею верить. Правда. Может, наивно и глупо, но хочется думать, что он действительно что-то осознал. В конце концов каждый в этой жизни заслуживает второй шанс. Говорю:

– Лечи свое здоровье и избавляйся от зависимости. Вставай на ноги и усмиряй своих демонов. Я простила тебя еще тринадцать лет назад, Гордей. Простила и отпустила. А Дима… ну, такой, каким я знаю тебя сейчас, сыну ты не нужен. Но, возможно, однажды ты найдешь к нему подход. Все в твоих руках. Москва тоже не сразу строилась. И да, советую начать с примирения со старшим братом. Кто-кто, а Ярослав в твоих проблемах точно не виноват, – улыбаюсь одними уголками губ. – Отдыхай, – открываю дверь.

– Родителям я сам все расскажу. Про нас и Димку.

– Будь добр, – киваю. – А то отношения с твоей мамой у нас как-то не заладились. Спокойной ночи, Гордей.

– Спокойной, Ава.

Выхожу из палаты, плотно прикрывая за собой дверь.

Яр с Димкой отрываются от своих телефонов и смотрят на меня. Ремизов шарит по моему лицу пытливым взглядом, выискивает тревожные звоночки. А их нет. Впервые за много-много лет – ни одного. На сердце полный штиль. На душе покой и умиротворение. Больше никаких загадок и никакого вранья. Я улыбаюсь. Ярик поднимается мне навстречу. Обнимает и в висок губами утыкается. Целует и шепчет:

– Он там еще жив или ты его придушила подушкой?

Я смеюсь, а потом говорю серьезно:

– Знаешь, Яр, если вдруг Гордей решится пойти на мировую и наладить с тобой контакт… дай ему шанс.

– Ава, – рычит и головой машет муж.

– Просто дай ему последний шанс. Пожалуйста! Ради меня. Как бы оно ни было – он твой брат и биологический отец Димки. Вычеркнуть его из жизни совсем мы не сможем. Но мы можем попытаться принять его существование как данность.

– Птичка, он тебе очередной лапши на уши навешал, а ты и рада.

– Нет, просто не хочу всю жизнь прожить в ненависти. Пообещай.

Ярик поджимает губы. Поигрывает бровями. В конце концов, закатив глаза, сдается:

– Хорошо. Если у него будут поползновения, я попытаюсь. Но первый к нему не сунусь. Так и знай. Не настолько я благородный и всепонимающий.

– Отлично, – улыбаюсь, привстав на носочки, к губам его тянусь, – большего мне и не надо. Люблю тебя, родной.

Яр улыбается:

– Больше проблем с этими тремя словами нет, я смотрю.

– После твоего вчерашнего демарша они ассоциируются исключительно с приятными вещами.

Яр смеется и чмокает меня в губы:

– Домой?

Оглядываемся на Димку. Он следит за нами с легкой ехидной ухмылочкой.

– Ага, – кивает, на ноги подскакивая, – все ваши штуки на «г» закрыли?

– Похоже на то.

– Тогда погнали. Чет я устал.

– Да правда, что ли? – язвлю я, потрепав своего ребенка по волосам.

Мы одеваемся и вызываем такси. Мужчины обнимают меня с двух сторон и увлекают на улицу. Выходим на крыльцо, перекидываясь шутками. А уже стоя на ступеньках, Димка натягивает шапку и, крутанувшись на пятках, поворачивается к нам, заявляя:

– Слушайте, раз вы помирились и мы теперь снова живем вместе… Вместе же? Так вот, э-э, мам, у меня есть для тебя еще одна новость. Ты только сильно не злись, лады?

– Опять двадцать пять, Дима! – запускаю возмущенное облачко пара в морозный воздух. – Что еще за новость? Ты точно смерти моей хочешь!

– Нет, родитель. Я собаку хотел.