Семья для мажора

— Угу, — киваю, выходя на крыльцо. — Эмм… спокойной ночи…

Боже, что я несу?

Сбегая по ступенькам, вызываю такси и гарцую на месте по порывами ветра в ожидании.

К моему ужасу, из калитки дома на противоположной стороне улицы выходит мой сосед Юра.

Вот, только этого не хватало…

Кажется, в последний раз я видела его в другой жизни. Еще до того, как моя жизнь на целых десять дней скукожилась до стен больничной палаты, в которой я провела худшие часы своей жизни. Бесконечные капельницы и ожидание. А потом, в один день, все закончилось. Я открыла глаза и, вместо того, чтобы прятаться от дневного света и воздуха, втянула его в себя полной грудью. От этой легкости я даже расплакалась, и с ужасом думала о том, что могла бы не выдержать того армагеддона, который устроил в моем организме наш с Дубцовым ребенок.

Замерев на той стороне дороги, Юра поднимает руку и машет мне.

Выдыхаю с облегчением, когда из-за угла появляется машина такси, и я исчезаю в ней раньше, чем он успевает решить: стоит ли ему перейти улицу или нет.

Я не сталы бы прятать голову в песок, реши он подойти. Я уверена, что для него наш поцелуй не значит и чертовой тысячной доли того, что значит для меня. Для меня он стал ярким напоминанием о том, что я не терплю на себе хоть чьи-то руки, кроме рук Кира. Даже ласковые прикосновения его бабушки кажутся мне немного инородными, в то время как его руки… его манеру меня касаться я узнаю с завязанными глазами.

В ответ на эту мысль под кожей искрится возбуждение и трепет.

Боже… это противозаконно, быть такой влюбленной в собственного мужа.

Мечтательно прикусив губу, смотрю в окно такси.

Он напоминает о себе через десять минут пути, то есть, когда меня от него отделяет еще столько же.

— Тебе часы подарить? — спрашивает без прелюдий.

Он разговаривает так, будто зажал трубку между плечом и ухом. Его голос фонит и тонет в оглушительном шуме на том конце провода.

— Я предупреждала, что опоздаю, — возмущаюсь.

— “Минут на пятнадцать двадцать”, — цитирует он меня. — А не на полтора часа.

— Я заехала к деду, — поясняю.

— Где ты?

— Близко, — паясничаю. — Прямо как весна.

— Как весна? — тянет.

Знакомая хрипотца в его голосе отзывается вибрацией во всем моем теле.

Черт…

— Угу, — улыбаюсь.

— Я встречу тебя на входе.

— Я буду через десять минут. Красный форд… восемь шесть восемь…

— Отбой, — объявляет Кир и кладет трубку.

Сегодня день открытия музыкального кафе, и парни, Никита Барков и Стас, попросили его поприсутствовать, как было оговорено с самого начала. Я знаю, он и сам хотел пойти. Когда я спросила, жалеет ли он, что выбыл из проекта, Кир ответил, что у него есть о чем подумать, вместо того, чтобы “распускать нюни”. То, что чисто гипотетически он планировал их “распускать”, показатель того, что добровольно он бы это дело не бросил.

Злость на его отца скручивает мои пальцы в кулаки. Точнее, на мужчину, которого он “называл” отцом. Дела у нашего бывшего мэра не очень. Я забрала свое заявление из полиции, потому что мотаться туда для дачи показаний было выматывающе, а он не собирался сдаваться просто так. Но всей этой заварушки было достаточно, чтобы на него со всех сторон посыпались проблемы. Его сняли с должности, и где он сейчас мы вообще толком не знаем. Отец Стаса утверждает, что его нет в городе.

Тяжбы с ним — это было выматывающе не только для меня, но и для бабушки Кирилла, ведь каким бы отъявленным уродом ее сын не был, он все же остается ее сыном. Однажды она обмолвилась, что стыдится того, будто люди решат, что это ее воспитание, но ее старший сын всегда был близок с отцом, ее покойным мужем, и это… его воспитание. Она сказала, что особенно горько ей от того, что когда-то она упустила своего ребенка, сконцентрировавшись на младшем сыне, отце Стаса. Наверное, это особенность ее возраста — она будто подводит итоги, но мне кажется, что этот вопрос мучал ее уже не первый год. Может быть поэтому она так полюбила внука, пусть и не родного. А когда поняла, что он не родной, полюбила только больше.

Я могу часами обсуждать с ней Дубцова в детских коротких штанишках. Его это не особо радует, зато меня это радует дико. Все эти истории о том, как он упал с велосипеда или с дерева. Маленький шрам-полумесяц на его колене — привет как раз от того дерева.

— Че за?.. — удивленно бормочет таксис.

Вытянув шею, вижу как машина упирается в пробку, которой на этой улице за всю свою жизнь не видела. Машины паркуются повсюду, забивая каждый свободный кусок асфальта вдоль тротуара.

— Я здесь выйду, — говорю водителю. — Можно?

— Да, только быстро.

Осмотревшись, выхожу из машины и семеню в тротуару. И мое воображение, черт возьми, покорено!

У входы в кафе настоящая толпа. Самая настоящая толпа, и из того, что я об этом заведении знаю, там внутри они все просто не поместятся.

Дубцова я вижу сразу.

Без куртки, он стоит в стороне от толпы, засунув руки в карманы джинсов. На нем тонкий свитер горчичного цвета и черные джинсы. Он выглядит потрясающе. Высокий и широкоплечий. Большой и сильный. Мне кажется, в последнее время он стал еще больше, чем был.