Семья для нефтяного магната

— Действительно была пуста, — разводит руками. — Наверное, не сохранила. Запоняю. А, — спохватывается, — там новые входящие пришли. Среди них есть отказ о переводе денежных средств по причине выбывания адресата. Я не знаю на сколько это важно, но решила вам сообщить.

— Выбывания адресата? — замираю и нервно сглатываю слюну. — Как это? Куда выбыл? Когда?

— Я так поняла, что две недели назад, — отвечает Назима. — Вам принести это извещение?

— Да… принеси, — киваю, чувствуя, как в душе холодеет ощущением паники. Я даже забываю о том, что минуту назад облизывал пошлостями секретаршу. — Немедленно, — добавляю, теряя голос.

Глава 22. Зимушка

Назима

Не понимая, куда могли исчезнуть данные из таблицы аж за две недели терпеливо вбиваю их заново, обложившись подшивками и папками. Нет, ну я могу понять, как не сохранился один день, но остальные? Кто-то удалил? Анну Ивановну беспокоить не решаюсь. Пусть отдохнёт.

В шесть Семён интересуется, забрала ли я ноутбук, и понравилась ли мне покупка. Он тоже едет в торговый центр. Пишу, что задерживаюсь и, скорее всего, сегодня уже не успею. Парень предлагает забрать мой заказ и завести его на работу. Соглашаюсь. Это очень кстати, а ему по пути. Только придётся спуститься, потому что Семён будет ехать на такси с большими коробками.

От мелких шрифтов начинаю ошибаться в наборе и прикрываю сухие глаза. Нет, даже если я очень постараюсь добить таблицу сегодня, то завтра от монитора меня будет просто тошнить. Нужно сворачиваться.

Минут десять собираюсь с духом, чтобы снова зайти к Тихомирову в кабинет и призвать к адекватности. Да, я не ответила восторгом на его букет. Считаю, что мои причины более чем обоснованы. И если он по какой-то причине решил, что я стану очередной победой в его коллекции, к тому же таким пошлым, нахрапным способом, то мне лучше поискать другую работу. А сливать на себя плохое настроение я больше никому не позволю. Не для того из дома убегала.

Стучу в кабинет. Получив разрешение, распахиваю дверь и замираю на пороге от терпкого запаха карамельного алкоголя. Виски?

Мою мысль подтверждают бутылка и стакан, стоящие перед Тихомировым на столе.

Пьяный мужчина очень опасен — это аксиома, поэтому дальше я не прохожу, замирая в дверном проёме.

— Константин Петрович, — говорю твёрдо. — Мой рабочий день закончен полтора часа назад. Если таблицу так важно закончить к завтрашнему дню, то я приду пораньше. А сейчас, разрешите мне, пожалуйста, пойти домой.

Тихомиров поднимается из своего кресла, не сводя с меня мрачного, пробирающего до дрожи взгляда. Молча. Одним движением срывает с себя галстук, который и так болтался на честном слове, и отходит к окну.

— Пройди, Назима, — говорит тяжело и закрывает окно. — Я хочу с тобой поговорить.

Делаю несколько осторожных шагов вперёд и останавливаюсь в начале стола.

— Я вас слушаю…

Ухмыляясь, достаточно уверенным шагом для выпитых трети бутылки заходит за мою спину и захлопывает дверь.

Я сжимаюсь от этого звука. Слишком много в моей жизни было таких моментов. Я давно научилась узнавать музыку мужской злой истерики и агрессии, потери контроля над собой и действия алкоголя, когда сознание чуточку смещается, позволяя творить разное. Сейчас в кабинете звучит именно эта музыка. Неявно. Как аккомпанемент.

Тихомиров подходит ко мне справа почти вплотную и, делая глубокий вдох, проводит носом по волосам.

— Назима… — говорит так хрипло, с плохо скрываемой похотью, что у меня темнеет перед глазами.

Он же не тронет?

— Не нужно так делать, — говорю, отступая на шаг в сторону. — У вас, кажется, был ко мне разговор.

— Да… — ухмыляется он, но в сторону не отходит. — Как тебя называла мама? — вдруг задаёт совсем неожиданный вопрос.

— Я могу не отвечать…

— Нет, — прерывает, не давая мне даже договорить.

— Зимушка, — отзываюсь тихо, — но это только дома…

— Ты скучаешь по ней? — ещё один резкий, неожиданный вопрос.

— Константин…

— Ответь… — жестко.

— Да, конечно, — хриплю, чувствуя, как связки меня предают и немеют. — У меня была замечательная семья. Я не понимаю, к чему все эти вопросы?

— А ты могла бы бросить ребёнка, Назима? — Константин снова сокращает нашу дистанцию и кладёт руки мне на талию. Я инстинктивно прикрываю от него живот. Что за вопросы? Он знает о беременности? — Могла бы жить с другим мужчиной, зная, что где-то растёт твой сын или дочь? У вас же принято любить мужа больше чем детей?

— Что? — задыхаюсь, от сбивающей с ног волны из возмущения, отвращения и страха. Разворачиваюсь к Константину лицом, отбивая его руки. — Это у вас у мужчин принято бросать детей. Наслаждаться жизнью, забывая высылать даже деньги. Или же наоборот постоянно откупаясь ими! Знайте, я не понимаю таких мужчин и не принимаю женщин, которые забирают их, не понимая, что завтра точно также он поступит с ней. В моей религии все жёны и все дети равны. И получают от отца одинаковую заботу. Не можешь соответствовать — не заводи. А о женщинах в подобном контексте я даже говорить не желаю. И если это все ваши вопросы, то разрешите мне, наконец, уйти!

— Не могу…