Семья для нефтяного магната

И когда мы просыпаемся утром от громкого стука в дверь и голоса конвойного с сообщением о том, что в нашем распоряжении осталось пятнадцать минут, я даже радуюсь. Не остаётся времени на переживания и прощания. Мы просто летаем по комнате, собирая вещи и приводя себя в порядок.

— Тихомиров, на выход! — слышим из коридора и замираем.

Впиваюсь поцелуем в губы застывшей жены.

— Я люблю тебя. Через неделю я буду обнимать всю ночь, — обещаю ей.

Ухожу, не дожидаясь ее ответа и не оборачиваясь. Слышу тихий всхлип. Что ж тяжко то так, а?

Глава 40. Счастье — это просто…

Костя

— Не скалься, бесишь, — хмуро говорит Швецов, делая глоток чая из металлической кружки.

Подвигаю ему контейнер с блинчиками от Назимы. Сегодня утром передали.

Мой сосед по камере молча берет блин и откусывает.

— Хорошо готовит, — комментирует задумчиво.

— Не жалуюсь, — усмехаюсь.

Его взгляд зависает на моем безымянном пальце с кольцом.

— Ждёт что ли тебя? А если сегодня не выйдешь?

— Выйду, — отвечаю с агрессивной подачей.

— А если нет? — невозмутимо повторяет вопрос.

— Твоя не пришла? — возвращаю ему с раздражением. Нефиг мне тут с больной головы на здоровую.

Швецов вытирает руки бумажной салфеткой и бросает ее на стол.

— Что-то башка разболелась снова, — встаёт из-за стола и идёт к кровати.

Падает на неё, переворачиваясь на живот.

— Ну ты не грузись, — я подхожу ближе, опираясь рукой на второй ярус нар. — Отпусти. Страшно им. Девочкам… Особенно если хорошая.

— Тихомиров, а не пошёл бы ты на хрен со своей философией, — огрызается, отрывая голову от подушки. — Сам то свою дохрена отпустил?

— А ей без меня хуже при любом раскладе, — отвечаю задумчиво. — Мусульманка она. И ребёнка от меня ждёт.

— А ты продуманный скот, по всем фронтам подстраховался, — ухмыляется мой сокамерник. Все-таки поднимается, потирая лицо ладонями. — Моя — ещё девчонка совсем. В мед ее устроил. Думал, что за пару месяцев надоест она мне, но нет. Запала. Прямо до печёнок пробрала дрянь такая… — со злостью всаживает кулак в железный свод кровати. — И отпустить не могу. И что делать с ней не знаю. Два раза свидание со мной предлагали. Бабки забрала, а от встреч отказалась.

— Ты зачем ей бабки посылал? — искренне удивляюсь.

— А хрен знает, — ещё один удар в свод кровати. — Чтобы нагнуть ее. А может, купить…

— Хм..

— И ты знаешь, — болезненно усмехается, — вот пока она рядом была, почти как должное ее принимал. Все эти ее бабьи нежности. Даже бесился иногда. Представляешь, ей кто-то сказал, что мужику надо на работу обязательно обед собирать. Так она контейнеров приперла. У меня аж глаз задёргался, когда я у себя на кухне пакет пластиковый с борщем увидел…

Начинаю тихонько посмеиваться от его рассказа. Да, Назима такая же. Есть в этом что-то.

— Тебе смешно, а она так смотрела, что взять пришлось. Охрана ещё неделю угорала. Попросил больше так не делать, — продолжает он свой рассказ. — Так она стала мне конфеты в карманы класть. Нет, ну ты понимаешь, я к серьезным людям прилетаю, достаю визитку из кармана пиджака, а она в… — делает выразительную паузу, — в шоколаде!.

— Да, отношения — это такое, — угараю почти открыто, — некоторое вещи надо терпеть…

— Зато наказывать ее в постели просто отрыв башки, — оскаливается Швецов. — Никогда так сыт не был. Горячая, искренняя, и первый я у неё.

— Согласен, хорошая девочка, — киваю с улыбкой. — Где нашёл?

— А прямо на голову вот эту больную свалилась, — поправляет он повязку. — Попойка у нас в сауне была. Ну слово за слово. Перепились. Один мне решил салатником голову пробить. Все решили, что мозги у меня потекли, — посмеивается воспоминаниям, — а это был крабовый салат. Она в соседнем доме жила и иногда убирала в сауне, — он морщась, держится за виски и снова ложится. — Не получается отпустить. Валил бы ты, Тихомиров, уже. Раз есть тебя кому ждать.

— Ничего, выйдешь — разберёшься, — подбадриваю его. — Чего там у тебя по этому вопросу?

— Да нельзя мне пока высовываться, — отвечает задумчиво. — Здесь безопаснее. Года на пол точно завис…

— Беда… — качаю головой.

— Не впервой…

Дверь камеры со скрипом открывается.

— Тихомиров, на выход! — рявкает конвойный.

— Хочешь, передам девчонке чего? — Спрашиваю у своего сокамерника. — Или жену поговорить попрошу?

— Нет, не надо ничего, — резко и упрямо.

— Ну тогда давай, если что, пересечемся.

— Удачи тебе, Тихомиров.

Уже привычным движением заложив руки за спину, выхожу из камеры и ощущаю на своих запястьях холод браслетов.

— А личные вещи? — интересуюсь. — Мне сказали собрать и оставить в камере.

— Да ты не спеши Тихомиров, — скалится конвойный. — У нас сегодня на ужин селедка варёная со свеклой. Все как ты любишь.

Молчу. Тут все ясно. Но на ужин у меня сегодня жареная картошка и секс с любимой женщиной.

На выходе из отсека с камерами к нам присоединяются ещё двое сопровождающих. Один из них накидывает мне на плечи пальто.

Выхожу из здания СИЗО и жадно вдыхаю сырой осенний воздух. Мне кажется, что я чувствую, как он смешивается с кровью и растекается по телу. Хорошо…

— Эй! Чего замер?! — слышу за спиной.