Пока Чакрабати осторожно снимал лопухи с Ивановой спины, парень скрежетал зубами и держался, чтобы не закричать. Вероятно, спину постигла худшая участь, чем всё остальное. Иногда старик прикладывал значительное усилие, и было ощущение, что со спины живьём сдирают кожу.
— Ничего-ничего, — полушёпотом приговаривал Чакрабати. — До свадьбы заживёт.
Чтобы хоть как-то отвлечься, Иван краем глаза стал рассматривать своего спасителя.
Профессор выглядел уже не таким полнотелым, каким впервые предстал перед Иваном в Чиннайском аэропорту. Странно было теперь называть его профессором. Старик скорей походил на представителя касты неприкасаемых. Его смуглая, почти коричневая кожа сморщилась как пергаментный лист и кое-где на животе, груди и руках обвисала как кожа ящерицы. Шея, локти и колени были измазаны глиной смешанной с травой и землёй. Он высох, подтянулся и уже ничем не напоминал добродушного толстячка Санчу Панса. Дай ему больше роста, сошёл бы за патрона Санчо, славного идальго Дон Кихота Ламанчского. Хотя образ «рыцаря печального образа» индусу тоже не подходил. Виной тому живые горящие оптимизмом глаза.
Чакрабати также был обнажён, но в отличие от Ивана его причинное место прикрывал тонкий матерчатый лоскут, повязанный на бёдрах как каупина[10]
. На ногах лапти, сплетённые из тонких молодых побегов. На голове панама сплетённая из того же материала.Взяв Ивана за больную ступню, профессор предупредил:
— Сейчас развернёмся на живот. По часовой стрелке и по моей команде. Готов? И-и… раз.
Иван послушно выполнил команду, а Чакрабати умело помог больной ноге.
В его руках появилась уже знакомая Ивану плошка. Загребая пальцами тягучую желеобразную субстанцию, профессор принялся уверенно и со знанием дела смазывать этим дёгтем раны на изувеченной спине. Слышался стойкий запах гнилой сливы.
Иван чувствовал, как старик приклеивает свежие лопухи. Умелая рука легонько прижимала к ране очередной листок, и Иван слышал, как крошечные иголочки в месте соприкосновения начинают обкалывать израненную плоть. Раны пощипывало и потягивало. До зуда, до ощущения, будто нервные окончания связываются в какие-то замысловатые узелки. Но удивительным было то, что прежняя боль отступала. Точно медовое варево растворяло её, а лопухи всасывали раствор в себя.
Вскоре Иван перестал чувствовать спину. В душе появилось такое умиротворение, что впору было отдаться ему, позабыв обо всём на свете. И всё же он пересилил это желание.
— Как вы выжили? Ещё кто-то жив? — спросил он.
— Молчите, — перебил старик. — Это лист кауры. Впитывайте в себя. Втягивайте всем телом. Кожей. Мышцами. Дышите ею. Слейтесь воедино. Её сок целебен пока не затвердеет. Арии называли эти листья «Кожей Бога». Чёрные даса[11]
делали из них доспехи, и кожа их становилась неуязвимой для арийских стрел. Удивительные свойства восстановления дермы и эпидермиса.Лёжа на спине Ивану стало легче осмотреться.
Рядом был шалаш. Пальмовые ветки сложены конусом и скреплены вдоль и поперёк гибкими лианами. Перед лазом тлеет обложенный камнями костёр. На одном из камней, самом пологом, плитообразном, стоит ещё одна плошка. Над варевом струится лёгкий парок. Оба сосуда ни что иное как две половинки черепашьего панциря. В стороне небольшая яма, а в ней грудка мелких обглоданных костей. К стволу дерева приставлен длинный лук. На ветках дубятся шкурки огромных ящериц. Под ними разбросана скорлупа кокосовых орехов.
Несколько очищенных от коры шестов воткнуты так, что концы их сходятся над костром. С них свисают три тушки — одна змеиная, достигающая хвостом огня и пара летучих мышей, огромных, не в пример европейским сородичам. На других шестах наколоты корнеплоды.
Поодаль от шалаша подобие корыта — если можно так назвать свёрнутую из листьев и обмазанную глиной неглубокую посудину приставленную к стволу впечатляющего размерами галактодендрона[12]
. По жёлобу свёрнутому из листа папоротника в корыто сочится густая молочная струйка древесного сока.— Я всё вам расскажу, — слышится голос старика. — Дайте срок.
Глава 22
— Вначале пару слов о том, как я нашёл вас, господин Иван. Ведь вас зовут Иваном, не так ли?
Так вот, кратер — да-да этот остров однозначно вулканического происхождения и отсюда даже можно разглядеть его специфическую вершину — собственно, южный его склон выходит к небольшой бухточке и что бы вы думали, прямо над ней из дюжины фумарол[13]
по крутому склону сбегают большие и не очень, но достаточно быстрые ручейки, собирающиеся в конце в мощный водопад. Солёные водопады на планете не редкость, но зачастую они расположены не на суше, а в мировом океане. Здесь же солёная вода бьёт прямо из-под застывшей лавы и как бы наоборот, выходит не из океана, а впадает в него. Откуда морская вода берется под землей, неясно, но не про то речь. Как раз под тем водопадом я и нашёл вас, господин Иван.